Д гранин что такое милосердие. Даниил гранин - милосердие. Страх овладевал психикой человека и далее контролировал все его поступки, слова, его отношение к людям. Милосердие превращали в устаревшее понятие, свойственное буржуазному обществу

Ответ оставил Гость

В прошлом году со мной приключилась беда. Шел по улице, поскользнулся и упал... Упал неудачно, хуже и некуда: сломал себе нос, рука выскочила в плече, повисла плетью. Было это примерно в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте, недалеко от дома, где живу.
С большим трудом поднялся, забрел в ближайший подъезд, пытался платком унять кровь. Куда там, я чувствовал, что держусь шоковым состоянием, боль накатывает все сильнее и надо быстро что-то сделать. И говорить-то не могу - рот разбит.
Решил повернуть назад, домой.
Я шел по улице, думаю, что не шатаясь. Хорошо помню этот путь метров примерно четыреста. Народу на улице было много. Навстречу прошли женщина с девочкой, какая-то парочка, пожилая женщина, мужчина, молодые ребята, все они вначале с любопытством взглядывали на меня, а потом отводили глаза, отворачивались. Хоть бы кто на этом пути подошел ко мне, спросил, что со мной, не нужно ли помочь. Я запомнил лица многих людей, - видимо, безотчетным нниманием, обостренным ожиданием помощи...
Боль путала сознание, но я понимал, что, если лягу сейчас на тротуаре, преспокойно будут перешагивать через меня, обходить. Надо добираться до дома. Так никто мне и не помог.
Позже я раздумывал над этой историей. Могли ли люди принять меня за пьяного? Вроде бы нет, вряд ли и производил такое впечатление. Но даже если и принимали за пьяного - они же видели, что я весь в кро-пи, что-то случилось - упал, ударили, - почему же не помогли, не спросили хотя бы, в чем дело? Значит, пройти мимо, не ввязываться, не тратить времени, сил, у меня это не касается» стало чувством привычным?
С горечью вспоминая этих людей, поначалу злился, обвинял, недоумевал, потом стал вспоминать самого себя. Нечто подобное -- желание отойти, уклониться, не ввязываться - и ее? мной было. Уличая себя, понимал, насколько в нагоей жизни привычно стало это чувство, как оно пригрелось, незаметно укоренилось.
Я не собираюсь оглашать очередные жалобы на порчу нравов. Уровень снижения нашей отзывчивости заставил, однако» призадуматься. Персонально виноватых нет. Кого винить? Оглянулся - и причин видимых не нашел.
Раздумывая, вспоминал фронтовое время, когда в голодной окопной вахней жизни исключено было, чтобы при виде раненого пройти мимо него. Из твоей части, из другой - было невозможно, чтобы кто-то отвернулся, сделал вид, что не заметил. Помогали, тащили на себе, перевязывали, подвозили... Кое-кто, может, и нарушал этот заой фронтовой жизни, так ведь были и дезертиры, и самострелы. Но не о них речь, мы сейчас - о главных ясизненных правилах той поры.
Я не знаю рецептов для проявления необходимого всем нам взаимопонимания, но уверен, что только из общего нашего понимания проблемы могут возникнуть какие-то конкретные выходы. Один человек - я, например, - монсет только бить в этот колокол тревоги и просить всех проникнуться ею и подумать, что же сделать, чтобы милосердие согревало нашу жизнь. (439 слов)

Мы часто видим по новостям, а иногда и становимся воочию свидетелями холодного отношения к близким, животным, окружающей нас природе. Что движет такими людьми? Равнодушие является их ориентиром. Оно вызывает безучастность к общественной жизни, пассивное отношение к окружающему миру. Почему мы не наблюдаем апатичность в каждом? Потому что в человеке есть такое качество, как «отзывчивость». Им обладают все люди, но проявляется оно по-разному. Человек, в котором преобладает отзывчивость, а не равнодушие, легко откликается на чужие нужды, готов прийти всегда на помощь. Каждый делает выбор помочь ближнему или обойти его стороной, не ввязываться. Так, с давних времен классики ставят перед собой задачу научить читателя сострадать "униженным и оскорбленным"

Даниил Гранин в своём очерке «О милосердии» анализирует проблему холодного, бесчувственного отношения к человеку, нуждающемуся в помощи.

Автор считает, что сегодня отзывчивость встречается все реже, на замену ему пришли жестокость и равнодушие. Гранин уверен, люди способны к состраданию, оно дается нам при рождении вместе с душой. Однако, как все нравственные чувства слабеет, если им не пользоваться. Поэтому мы должны «тренировать» в себе чувство милосердия и отзывчивости с детства.

Гранин приводит пример проявления милосердия у всего земного шара во время трагедии в Чернобыле. Бедствие сплотило всех, проявило у людей все чистые, добрые нравственные чувства. Каждый вызывался помочь пострадавшим чем мог: деньгами, продовольствием, вещами, медикаментами. Но только ли материально была оказана помощь? Вспомним героев, которые жертвуя собой, шли спасать весь мир от глобальной катастрофы. Благодаря им, человечество смогло остановить распространение радиации. Что произошло с детьми, чьи родители погибли или были в тяжелом состоянии? Люди охотно разбирали детей из детдомов, где каждому чаду была оказана необходимая психологическая и моральная поддержка. Этот случай стал проявлением всенародной отзывчивости. Чувство милосердия, желание помочь ближнему, всегда будет существовать в нашей жизни.

С другой стороны, мы часто сталкиваемся и с обратным процессом. Даниил Гранин, вспоминая ситуацию из жизни, повествует нам о проявлении равнодушия. Матери его знакомого требовалась операция, но врачи за так делать ничего не хотели. Требовалась взятка. Но откуда у небогатого среднестатистического человека того времени было бы достаточно денег на это? Сумма была набрана. Было ли совестно брать деньги врачу за то, что должно делаться бесплатно? Нет, раскрывая конверт с деньгами, человек, давший клятву Гиппократа, преспокойно вынул и пересчитал купюры. Я считаю, что это одно из самый мерзкий проявлений равнодушия. Врач обязан помогать больным и раненым, это требует не только его профессия, но и слова, которые он торжественно произнес, заканчивая учебу. Желание нажиться на проблемах нуждающихся людей стало причиной измены не только клятве, но самому себе, человек деградирует не только профессионально, но и нравственно.

С чего началось подавление чувства отзывчивости? По мнению автора, причиной стали тяжкие годы массовых репрессий, когда никому не позволяли оказывать помощь семьям пострадавших, нельзя было приютить детей арестованных, сосланных. Желание помочь кому-либо расценивалось как что-то подозрительное, а то и преступное.

Сейчас нет сдерживающих рамок для развития милосердия в людях. Наступило время, когда человечество само может встать на верный путь. Я считаю, что если каждый будет пытаться всеми силами помочь ближнему своему, жить по совести, то наш мир станет совершенно другим. Мы забудем о коррупции, политических и религиозных разногласиях. Наше поколение и наши дети никогда не узнают настоящего значения слова «война».

Даниил Гранин

Милосердие

В прошлом году со мной приключилась беда. Шел я по улице, поскользнулся и упал… Упал неудачно, хуже некуда: лицом о поребрик, сломал себе нос, все лицо разбил, рука выскочила в плече. Было это примерно в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте, недалеко от дома, где я живу.

С большим трудом поднялся - лицо залито кровью, рука повисла плетью. Забрел в ближайший подъезд, пытался унять платком кровь. Куда там - она продолжала хлестать, я чувствовал, что держусь шоковым состоянием, боль накатывает все сильнее и надо быстро что-то сделать. И говорить-то не могу - рот разбит.

Решил повернуть назад, домой.

Я шел по улице, думаю, не шатаясь; шел, держа у лица окровавленный платок, пальто уже блестит от крови. Хорошо помню этот путь - метров примерно триста. Народу на улице было много. Навстречу прошла женщина с девочкой, какая-то парочка, пожилая женщина, мужчина, молодые ребята, все они вначале с любопытством взглядывали на меня, а потом отводили глаза, отворачивались. Хоть бы кто на этом пути подошел ко мне, спросил, что со мной, не нужно ли помочь. Я запомнил лица многих людей - видимо, безотчетным вниманием, обостренным ожиданием помощи…

Боль путала сознание, но я понимал, что если лягу сейчас на тротуаре, преспокойно будут перешагивать через меня, обходить. Надо добираться до дома.

Позже я раздумывал над этой историей. Могли ли люди принять меня за пьяного? Вроде бы нет, вряд ли я производил такое впечатление. Но даже если бы и принимали за пьяного… - они же видели, что я весь в крови, что-то случилось - упал, ударился, - почему же не помогли, не спросили хотя бы, в чем дело? Значит, пройти мимо, не ввязываться, не тратить времени, сил, «меня это не касается», стало чувством привычном?

Раздумывая, с горечью вспоминал этих людей, поначалу злился, обвинял, недоумевал, негодовал, а вот потом стал вспоминать самого себя. И нечто подобное отыскивал и в своем поведении. Легко упрекать других, когда находишься в положении бедственном, но обязательно надо вспомнить и самого себя. Не могу сказать, что при мне был точно такой случай, но нечто подобное обнаруживал и в своем собственном поведении - желание отойти, уклониться, не ввязываться… И, уличив себя, начал понимать, как привычно стало это чувство, как оно пригрелось, незаметно укоренилось.

Раздумывая, я вспоминал и другое. Вспоминал фронтовое время, когда в голодной окопной нашей жизни исключено было, чтобы при виде раненого пройти мимо него. Из твоей части, из другой - было невозможно, чтобы кто-то отвернулся, сделал вид, что не заметил. Помогали, тащили на себе, перевязывали, подвозили… Кое-кто, может, и нарушал этот закон фронтовой жизни, так ведь были и дезертиры, и самострелы. Но не о них речь, мы сейчас - о главных жизненных правилах той поры.

И после войны это чувство взаимопомощи, взаимообязанности долго оставалось среди нас. Но постепенно оно исчезло. Утратилось настолько, что человек считает возможным пройти мимо упавшего, пострадавшего, лежащего на земле. Мы привыкли делать оговорки, что-де не все люди такие, не все так поступают, но я сейчас не хочу оговариваться. Мне как-то пожаловались новгородские библиотекари: «Вот вы в „Блокадной книге“ пишете, как ленинградцы поднимали упавших от голода, а у нас на днях сотрудница подвернула ногу, упала посреди площади - и все шли мимо, никто не остановился, не поднял ее. Как же это так?» Обида и даже упрек мне звучали в их словах.

И в самом деле, что же это с нами происходит? Как мы дошли до этого, как из нормальной отзывчивости перешли в равнодушие, в бездушие, и тоже это стало нормальным.

Не берусь назвать все причины, отчего утратилось чувство взаимопомощи, взаимообязанности, но думаю, что во многом это началось с разного рода социальной несправедливости, когда ложь, показуха, корысть действовали безнаказанно. Происходило это на глазах народа и губительнейшим образом действовало на духовное здоровье людей. Появилось и укоренилось безразличие к своей работе, потеря всяких принципов - «А почему мне нельзя?» Начинало процветать вот то самое, что мы называем теперь мягко, - бездуховность, равнодушие.

Естественно, это не могло не сказаться на взаимоотношениях людей внутри коллектива, требовательности друг к другу, на взаимопомощи, ложь проникала в семью - всё взаимосвязано, потому что мораль человека не состоит из изолированных правил жизни. И тот дух сплоченности, взаимовыручки, взаимозаботы, который сохранялся от войны, дух единства народа, - терялся. Начиная с малого, пропадал.

У моего знакомого заболела мать. Ее должны были оперировать. Он слыхал о том, что надо бы врачу «дать». Человек он стеснительный, но беспокойство о матери пересилила стеснительность, и он, под видом того, что нужны будут какие-то лекарства, препараты, предложил врачу 25 рублей. На это врач развел руками и сказал: «Я таких денег не беру». - «А какие надо?» - «В десять раз больше.» Мой знакомый, работник среднего технического звена, человек небогатый, но поскольку речь шла о здоровье матери, раздобыл деньги. Что его поразило: когда он принес врачу деньги в конверте, тот преспокойно вынул их и пересчитал.

На этом история не заканчивается. После операции мать умерла. Врач сказал моему знакомому: «Я проверил, мать ваша умерла не в результате операции, у нее не выдержало сердце, поэтому деньги я оставлю себе». То есть он повел себя как бы порядочно: вот если бы женщина умерла в результате операции, деньги бы он вернул.

С полным сознанием своей правоты говорил это врач государственной клиники, представитель профессии гуманной, человеколюбивой - так, во всяком случае, мы привыкли думать о врачах.

Рассказываю об этом случае не потому, что он особый, а потому, что он не особый.

Женщина развелась с мужем и через суд потребовала алименты. Присудили. А ребенок находится у родителей мужа, и мать эта даже думать не думает взять ребенка и заботиться о нем. Но алименты исправно получает. К сожалению, все больше случаев я знаю, когда матери отказываются от своих детей. Прежде это были единичные случаи, поражавшие людей. Сейчас они не поражают.

К сожалению, наши обильные разговоры о нравственности часто носят слишком общий характер. А нравственность… она состоит из конкретных вещей - из определенных чувств, свойств, понятий.

Одно из таких чувств - чувство милосердия. Термин несколько устаревший, непопулярный сегодня и даже как будто отторгнутый нашей жизнью. Нечто свойственное лишь прежним временам. «Сестра милосердия», «брат милосердия» - даже словарь дает их как «устар.», то есть устаревшие понятия.

В Ленинграде, в районе Аптекарского острова, была улица Милосердия. Сочли это название отжившим, переименовали улицу в улицу Текстилей.

Изъять милосердие - значит лишить человека одного из важнейших действенных проявлений нравственности. Древнее это, необходимое чувство свойственно всему животному сообществу, птичьему: милость к поверженным и пострадавшим. Как же так получилось, что чувство это у нас заросло, заглохло, оказалось запущенным. Мне можно возразить, приведя немало примеров трогательной отзывчивости, соболезнования, истинного милосердия. Примеры, они есть, и тем не менее мы ощущаем, и давно уже, убыль милосердия в нашей жизни. Если бы можно было произвести социологическое измерение этого чувства…

Милосердие изничтожалось не случайно. Во времена раскулачивания, в тяжкие годы массовых репрессий никому не позволяли оказывать помощь семьям пострадавших, нельзя было приютить детей арестованных, сосланных. Людей заставляли высказывать одобрение смертным приговорам. Даже сочувствие невинно арестованным запрещалось. Чувства, подобные милосердию, расценивались как подозрительные, а то и преступные. Из года в год чувство это осуждали, вытравливали: оно-де аполитичное, не классовое, в эпоху борьбы мешает, разоружает… Его сделали запретным и для искусства. Милосердие действительно могло мешать беззаконию, жестокости, оно мешало сажать, оговаривать, нарушать законность, избивать, уничтожать. Тридцатые годы, сороковые - понятие это исчезло из нашего лексикона. Исчезло оно и из обихода, ушло как бы в подполье. «Милость падшим» оказывали таясь и рискуя…

Уверен, что человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. Думаю, что это врожденное, данное нам вместе с инстинктами, с душой. Но если это чувство не употребляется, не упражняется, оно слабеет и атрофируется.

Упражняется ли милосердие в нашей жизни?.. Есть ли постоянная принуда для этого чувства? Толчок, призыв к нему?

Вспомнилось мне, как в детстве отец, когда проходили мимо нищих - а нищих было много в моем детстве: слепых, калек, просто просящих подаяние в поездах, на вокзалах, на рынках, - отец всегда давал медяк и говорил: поди подай. И я, преодолевая страх, - нищенство нередко выглядело довольно страшновато, - подавал. Иногда преодолевал и свою жадность - хотелось приберечь деньги для себя, мы жили довольно бедно. Отец никогда не рассуждал: притворяются или не притворяются эти просители, в самом ли деле они калеки или нет. В это он не вникал: раз нищий - надо подать.

Урок развития речи

Тема: Текст-рассуждение. Работа с текстом А. Гранина « О милосердии».

Структура текста-рассуждения.

Цель: продолжить знакомить учащихся с видами текстов, их особенностями; дать понятие о структуре текста-рассуждения; учить понимать прочитанное, осмысливать тему, раскрывать основную мысль высказывания, выявлять причинно-следственные отношения, оформлять свои мысли в определённом типе речи - рассуждении; наблюдать за особенностями назначения и строения рассуждений; развивать устную и письменную речь учащихся; воспитывать чуткое отношение к людям, нуждающимся в помощи; коррегировать произношение.

Тип урока: урок усвоения новых знаний.

Ход урока.

1 Речевая зарядка.

У каждого из вас есть друг. Какие черты его характера вам нравятся?

Доброта, честность, щедрость, весёлость…

А какими из этих качеств обладаете вы?

Подобрать синоним к слову милосердие.

Сегодня мы будем говорить о положительных качествах характера человека. А работать будем с текстом А. Гранина « О милосердии». Как вы думаете, о чем пойдет речь в тексте?

2. Актуализация опорных знаний.

Что такое текст?

Какие типы текстов вы знаете?

Что такое текст-описание?

Что такое текст - повествование?

Что такое текст-рассуждение?

3. Изучение нового материала.

Сегодня мы разберёмся, чем отличается текст - рассуждение от других текстов.

В тексте-рассуждении даётся объяснение какому-либо явлению или факту.

Текст отвечает на вопрос « почему?» и имеет характерную структуру:

ТЕЗИС – ДОКАЗАТЕЛЬСТВО (объяснение) – ВЫВОД.

Что мы называем тезисом? (высказывание, которое требует доказательства).

А как доказать тезис? (привести аргументы и факты).

В процессе доказательств используются определённая лексика. Предложения, содержащие доказательства, начинаются с фраз:

Я думаю, что…

Я считаю, что…

Я предполагаю, что…

Я точно знаю, что..

Я думаю, что, во-первых…, во-вторых…, в третьих… и, наконец, я уверен, что…

В ходе доказательства можно использовать слова - «мостики»: « потому что», « так как», « поэтому».

Текст - рассуждение заканчивается выводом (заключением). Автор подводит итог всему сказанному в главной части. В выводе может содержаться и какая-то новая мысль о предмете рассуждения. Вместе с тем, заключение может вобрать в себя оценку главной мысли с моральной, нравственной, общественной позиции пишущего.

- О чем мы сегодня узнали?

4. Этап закрепления.

А сейчас вы прочтёте текст и определите его тип.

Учащиеся читают текст « О милосердии».
В прошлом году со мной случилась неприятность: я упал, упал неудачно. Я сломал нос, рука выскочила из плеча и повисла плетью. Случилось это часов в семь вечера в центре Москвы, на Кировском проспекте, недалеко от дома, где я живу.
С большим трудом я поднялся и добрел до ближайшего подъезда. Я чувствовал, что держусь, потому что нахожусь в шоковом состоянии, и надо что-то срочно сделать. Я пытался унять кровь платком; боль накатывала все сильнее. И говорить я не мог - рот был разбит. " Я решил повернуть домой. Шел я, как мне кажется, не шатаясь. Я хорошо помню этот путь метров четыреста. Народу было много. Мимо меня прошла какая-то парочка, женщина с девочкой, молодые парни. Хоть бы кто-нибудь мне помог. Все они смотрели на меня сначала с интересом, но потом отводили глаза. Я запомнил лица многих людей, - видимо, безотчетным вниманием, обостренным ожиданием помощи.
Боль путала сознание, но я понимал, что если сейчас лягу на тротуаре, то люди будут просто переступать через меня. Я понимал, что надо обязательно добраться до дома. Мне так никто и не помог.
Позже я думал над этой историей. Могли ли люди принять меня за пьяного? Вроде нет. Но если бы даже и приняли, они же видели, что я весь в крови, что со мной что-то случилось - упал, ударили. Почему же они не спросили, не нужна ли мне помощь? Значит, пройти мимо, не ввязываться, «меня это не касается» стало обычным чувством.
С горечью вспоминал я этих людей, злился на них, но потом я вспомнил о себе. Желание увернуться, уйти было и у меня. Уличив себя в этом, я понял, насколько стало это чувство привычным в нашей жизни.
Я не собираюсь оглашать жалобу на порчу нравов. Но, однако, уровень снижения нашей отзывчивости заставил меня задуматься. Никто персонально не виноват. Видимых причин не нашел.
Раздумывая, я вспоминал голодное фронтовое время. Тогда никого бы не прошел мимо раненого. Из твоей части, из другой ли - все помогали, тащили на себе, перевязывали. Никто не делал вид, что он ничего не заметил. Конечно, кто-то нарушал этот негласный закон, но ведь были и дезертиры, и самострелы. Но речь ведь не об отдельных людях, а о нравах той поры.
Я не знаю, что нужно сделать для необходимого взаимопонимания, но я уверен, что только из общего понимания проблемы могут возникнуть какие-нибудь конкретные выходы. Один человек может только бить в колокол тревоги и просить всех подумать, что сделать, чтобы милосердие согревало нашу жизнь.
В чем вы видите причины «снижения нашей отзывчивости»?
Мне кажется, что причина «снижения нашей отзывчивости» в том, что люди думают в первую очередь о себе, а уж потом о других. С одной стороны, это понятно. Ведь жизнь в нашей стране всегда была нелегкая, а в последние время она для многих стала просто настоящим испытанием, поэтому люди думают только о том, как получить выгоду для себя. Но с другой стороны, такая позиция, конечно, неправильна, но изменить укрепившееся в сознании людей быстро нельзя. Отзывчивости надо учить с малолетства, и тогда, если каждый будет по-доброму относиться к прохожему, все будут помогать друг другу, и все будут счастливы.

Что его удивило?

Что он вспомнил о себе?

В чем причина « снижения нашей отзывчивости»?

А как думаете вы?

Почему можно сказать, что это текст – рассуждение?

Работу над текстом мы продолжим на следующем уроке. А для домашнего задания вам нужно узнать у членов своей семьи, случались ли с ними похожие ситуации. Запишите их, а на следующем уроке мы их обсудим.

Текст Д.Гранина о милосердии

Наши разговоры о нравственности часто носят слишком общий характер. А нравственность состоит из конкретных вещей – из определенных чувств, свойств, понятий.

Одного из таких чувств – чувства милосердия. Термин для большинства старомодный , непопулярный сегодня и даже как будто отторгнутый нашей жизнью. Нечто свойственное лишь прежним временам. «Сестра милосердия», «брат милосердия» – даже словарь дает их как «устар.», то есть устаревшие понятия.

Слова стареют не случайно. Милосердие. Что оно – не модно? Не нужно?

Изъять милосердие – значит лишить человека одного из важнейших проявлений нравственности. Древнее это необходимое чувство свойственно всему животному сообществу: милость к поверженным и пострадавшим. Как же получилось, что чувство это в нас убыло, заглохло, оказалось запущенным? Мне могут возразить, приведя немало примеров трогательной отзывчивости, соболезнования, истинного милосердия. Примеры, они есть, и тем не менее мы ощущаем, и давно уже, отлив милосердия из нашей жизни. Если бы можно было произвести социологическое измерение этого чувства…

…Уверен, что человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. Думаю, что это чувство врожденное, данное нам вместе с инстинктами, с душой. Но если это чувство не употребляется , оно слабеет и атрофируется…

…В течение XIX века русские писатели призывают видеть в таком забитом, ничтожнейшем чиновнике четырнадцатого класса, как станционный смотритель, человека с душой благородной, достойной любви и уважения. Пушкинский завет милости к падшим пронизывает творчество Гоголя и Тургенева, Некрасова и Достоевского, Толстого и Короленко , Чехова и Лескова.

Это не только прямой призыв к милосердию вроде «Муму», но это и обращение писателей к героям униженным и оскорблённым, сирым, убогим, бесконечно одиноким, несчастным, к падшим, как Сонечка Мармеладова, как Катюша Маслова. Живое чувство сострадания, вины, покаяния в творчестве больших и малых писателей России росло и ширилось, завоевав этим народное признание, авторитет.

Милость к падшим призывать – воспитание этого чувства, возвращение к нему, призыв к нему – необходимость настоятельная, труднооценимая. Я убеждён, что литература наша, тем более сегодня, не может отказаться от пушкинского завета. (Д. Гранин)
«Упраздняется ли милосердие в нашей жизни?» – задает нам вопрос автор , с самого начала заявляя актуальную для него проблему и приглашая читателя задуматься: действительно, «есть ли постоянная принуда для этого чувства?»

Позиция самого Даниила Гранина ярко выражена в последнем абзаце: автор убежден, что воспитание чувства милосердия в современном обществе - «необходимость настоятельная, труднооценимая», он обращается к традициям русской классической литературы, чтобы проследить развитие темы милосердия и сострадания от Пушкина до наших дней.

Писатель приводит в качестве примера цитату из стихотворения А.С. Пушкина «Памятник», в последней строке которого Д. Гранин видит «прямой призыв к милосердию». В тексте Даниила Гранина часто встречается такое средство выразительности, как ряды однородных членов. В приведенной выше цитате автор использует этот прием, чтобы показать, насколько широко рассматриваемая им проблема отражена в произведениях подавляющего большинства русских писателей XIX века. В следующем абзаце мы видим ряд однородных определений: «… обращение писателей к героям униженным и оскорбленным, сирым, убогим, бесконечно одиноким, несчастным, к падшим…». Эти эпитеты взаимно усиливают друг друга, и автору удается выразить глубочайшую степень униженности, одиночества «падших героев».

Можно согласиться с автором в том , что сегодняшняя литература должна осознать необходимость воспитания чувства сострадания, «возвращения к нему» в современном мире, ставшем более жестоким с течением времени. Чтение русской классической литературы – прекрасный способ эстетического и духовного воспитания, самосовершенствования человека как личности и как члена общества. Особое внимание, наверное, необходимо уделять изучению русской литературы в школе, поскольку именно в детском, юношеском возрасте закладываются основы нравственности и морали и от этого зависит, каким человек будет в дальнейшем, какой жизненный путь он выберет. Однако трудно вполне принять гранинское прочтение образа Сонечки Мармеладовой , героини романа Достоевского «Преступление и наказание». Гранин представляет ее как одну из множества «сирых» и «убогих», включает в ряд персонажей, к которым в произведениях русских классиков проявляется сострадание. Но у разных авторов – разные взгляды и разные образы героев, и это надо учитывать. Если в «забитом ничтожнейшем чиновнике» – станционном смотрителе – мы, несомненно, видим «человека с душой благородной, достойной любви и уважения», то в образе Сони Мармеладовой читатель «открывает» прежде всего не «оскорбленную, сирую, убогую, несчастную» девушку, а человека удивительной души – щедрой, всепрощающей, способной к бескорыстной христианской любви, человека необычайно сильного духовно и безгранично верящего в добро и справедливость. Соне не нужно милосердия со стороны окружающих, ибо она сама – воплощение милосердия и любви к ближнему.

Итак, литература наша действительно не имеет права «отказаться от пушкинского завета», особенно сейчас, когда «век» вновь обещает быть «жестоким».