Как жил человек в средневековье. Как жили крестьяне в Средние века? Орудия труда и быт средневековых крестьян. Наличие внебрачных детей сулило большие проблемы

Средневековая Европа сильно отличалась от современной цивилизации: территория ее была покрыта лесами и болотами, а люди поселялись на пространствах, где смогли вырубить деревья, осушить топи и заняться земледелием. Как жили крестьяне в Средние века, чем питались и занимались?

Средневековье и эпоха феодализма

История Средних веков охватывает период с V по начало XVI век, вплоть до наступления эпохи Нового времени, и относится в основном к странам Западной Европы. Для этого периода характерны специфические особенности жизни: феодальная система взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, существование сеньоров и вассалов, доминирующая роль церкви в жизни всего населения.

Одна из главных особенностей истории Средних веков в Европе — существование феодализма, особого общественно-экономического уклада и способа производства.

В результате междоусобных войн, крестовых походов и других военных действий, короли одаривали своих вассалов землями, на которых те строили себе поместья или замки. Как правило, дарилась вся земля вместе с живущими на ней людьми.

Зависимость крестьян от феодалов

Богатый сеньор получал во владение все окружающие замок земли, на которых располагались деревни с крестьянами. Практически все, чем занимались крестьяне в Средние века, облагалось налогом. Бедные люди, возделывая землю свою и его, платили сеньору не только дань, но также за использование разных приспособлений для обработки урожая: печи, мельницы, пресса для давки винограда. Налог они отдавали натуральными продуктами: зерном, медом, вином.

Все крестьяне находились в сильной зависимости от своего феодала, практически они работали на него рабским трудом, питаясь тем, что оставалось после выращивания урожая, большую часть из которого отдавалась своему господину и церкви.

Между вассалами периодически происходили войны, во время которых крестьяне просили о защите своего хозяина, за что они вынуждены были отдавать ему свой надел, а в будущем становились полностью зависимыми от него.

Деление крестьян на группы

Чтобы понять, как жили крестьяне в Средние века, нужно разобраться во взаимоотношениях между феодалом и бедными жителями, которые проживали в деревнях на прилегающих к замку территориях, обрабатывали земельные участки.

Орудия труда крестьян в Средние века в поле были примитивными. Самые бедные боронили землю бревном, другие — бороной. Позже появились косы и вилы, сделанные из железа, а также лопаты, топоры и грабли. С IX века на полях стали применять тяжелые колесные плуги, на легких почвах использовали соху. Для уборки урожая предназначались серпы и цепи для обмолота.

Все орудия труда в Средневековье оставались неизменными многие столетия, ведь у крестьян не было денег для приобретения новых, а их феодалы были не заинтересованы в усовершенствовании условий труда, их волновало только получение большого урожая с минимальными затратами.

Недовольство крестьян

История Средневековья отличается постоянным противостоянием между крупными землевладельцами, а также феодальными взаимоотношениями богатых сеньоров и обнищавшего крестьянства. Это положение сформировалось на руинах античного общества, в котором существовали рабство, ярко проявившееся в эпоху Римской империи.

Достаточно тяжелые условия того, как жили крестьяне в Средние века, лишение их земельных наделов и имущества, часто вызывали протесты, которые выражались в разных формах. Некоторые отчаявшиеся бежали от своих хозяев, другие устраивали массовые бунты. Восставшие крестьяне почти всегда терпели поражение из-за неорганизованности и стихийности. После таких бунтов феодалы стремились закреплять размеры повинностей, чтобы остановить их бесконечный рост и уменьшить недовольство бедных людей.

Конец эпохи Средневековья и рабской жизни крестьян

По мере роста экономики и появления производства к концу эпохи Средневековья произошел промышленный переворот, многие жители деревень стали переезжать в города. Среди бедного населения и представителей других сословий начали преобладать гуманистические взгляды, которые считали личную свободу для каждого человека важной целью.

По мере отказа от феодальной системы пришла эпоха, названная Новым временем, в которой уже не было места устаревшим взаимоотношениям между крестьянами и их сеньорами.

Хотел бы сам написать статью о повседневной жизни города, деревни, замка - но что мы знаем об этом? Только то, что нам говорят книги, специальные исследования, у нас же (в России) даже доступа к настоящим средневековым европейским книгам нет. Поэтому, как не крути, а придётся цитировать мэтров.
Глава 2. Общество феодалов и рыцарей

Представить социальную структуру общества конца XII — начала XIII века в нескольких строках — задача довольно непростая. Эта тема очень обширна и сама по себе, а в отдельных аспектах, как, например, отношения дворянства и рыцарства, представляет собой одну из самых спорных областей современного исследования средневековой истории. Заметим, высший расцвет того, что называют «феодальным обществом», приходится на первую половину XII века, в то время как последние десятилетия этого столетия и первые последующего свидетельствуют уже о его медленном, но неумолимом упадке. В период между датами, ограничивающими хронологические рамки нашей книги, происходят ускоренные изменения общества, определившие будущее Запада. Впрочем, вряд ли уместно здесь останавливаться на этом. Мы попытаемся представить себе лишь общий облик различных социальных категорий, обращая особое внимание на то, что оказывало первоочередное влияние на повседневную жизнь людей с экономической, социальной или юридической точек зрения. Наш обзор будет у мышленно кратким, не очень исчерпывающим и не особенно подробным. Он нам нужен лишь для того, чтобы облегчить читателю восприятие остальных глав.

Общая характеристика общества

Общество XII века в первую очередь — общество христианское: чтобы войти в него, требовалось быть христианином, ибо терпимость по отношению к язычникам, иудеям и мусульманам все равно оставляла их за пределами общества. Запад жил в едином ритме единой веры. Любая сеньория, любой город, любая политическая целостность составляли скорее часть мирового христианства, нежели конкретного королевства. Отсюда интенсивность обменов, прозрачность границ, отсутствие понятий «нации» и «национализма», а также универсалистский характер не только нравов и культуры, но и социальных структур и даже общественных институтов. Не существовало французского или английского общества. Жизнь, люди, вещи были одинаковы в Бургундии и Корнуэле, в Йоркшире и Анжу. Единственное, чем отличались эти территории, так это климатом и географическими условиями.

Общество того времени сугубо иерархично. Даже если оно на первый взгляд покажется анархичным нашим современникам, поскольку не существовало понятия «государство», а некоторые права и полномочия — деньги, правосудие, армия — распределялись между несколькими ветвями власти, при более внимательном рассмотрении видно, что оно строилось вокруг двух основных центров: короля и феодальной пирамиды. В интересующую нас эпоху король стремится к абсолютному господству. Именно так все складывалось в Англии, начиная со времен правления Генриха II, и во Франции в конце царствования Филиппа Августа.

С другой стороны, все слои общества стремились к образованию различных групп и ассоциаций, от городских гильдий до ремесленных цехов, от лиги баронов до сельских коммун. Люди редко действовали от своего собственного имени, они не осознавали себя отдельно от общества. Они еще окончательно не распределились по сословиям, но уже широко организовывались в «штаты»( Штат (etat) — в феодальной Франции групповая общность по социальному положению, предшествующая образованию сословий. (Примеч. пер.) ). Наконец, во многих отношениях уже сложилось почти классовое общество, даже если эти классы еще не играли никакой роли с политико-юридической точки зрения или в распределении прав и обязанностей. Они пока не имели четких очертаний и оставались широко открытыми. Так, например, сын крепостного Гийом Овернский стал парижским епископом в начале XII века. Тем не менее это уже настоящее классовое общество. Но повседневная жизнь различает не столько духовных лиц, дворян и простолюдинов, сколько людей богатых и могущественных, с одной стороны, и людей бедных и не имеющих власти — с другой.

Феодальная Европа — это сельский мир, все ее богатство основывалось на земле. Обществом управляли землевладельцы, пользовавшиеся одновременно и политической, и экономической властью, — сеньоры. Феодальный строй можно представить прежде всего системой отношений взаимозависимости этих сеньоров между собой, базировавшейся на двух основных «китах»: вассальном обязательстве и предоставлении феода( Феод (feodum, (еийит,лат., flhu, fehu, др. герм. — поместье, имущество, скот, деньги + od — владение) — земельное владение, которое вассал получал от своего сеньора по ленному праву (то же, что лен), то есть при условии несения службы (военной), участия в суде, выполнении денежных и других повинностей. В отличие от бенефиция он был наследственным и мог быть отнят у вассала лишь по суду. (Примеч. пер.) )..

Вассалом мог быть более или менее слабый сеньор, посвящавший себя служению более могущественному сеньору по обязательству или по причине материальной заинтересованности. Вассал обещал хранить верность, и это обещание становилось предметом договора, определявшего уже взаимные обязанности. Сеньор предоставлял своему вассалу покровительство и содержание: защиту от врагов, помощь в судебных вопросах, поддержку своими советами, всяческие щедрые подарки, наконец, содержание при своем дворе или, чаще, предоставление ему земли, которая обеспечила бы жизнь его самого и его вассалов, — феода. В обмен вассал обязывался нести военную службу в пользу сеньора (ее разновидности закреплялись в договоре), оказывать ему политическую поддержку (различные советы, миссии) и юридическую помощь (помогать вершить правосудие, участвовать в его судебной курии( Курия (curia, лат.) — в Средние века — совет или суд при сеньоре, состоявший из его вассалов. (Примеч. пер.) ).), иногда выполнять домашние поручения, относиться к нему с неизменным почтением и, в некоторых случаях, оказывать денежную помощь. Таких случаев во Франции признавалось четыре: выкуп, снаряжение Крестового похода, свадьба старшей дочери, торжественное посвящение в рыцари старшего сына сеньора.

Вассальный договор редко закреплялся в письменном виде, за исключением разве что крупных сеньорий. Он служил поводом для проведения ритуальной церемонии, практически одинаковой во всех областях: сначала вассал на коленях произносил текст клятвы («Я становлюсь твоим слугой...»); затем, стоя, он клялся на священных книгах или мощах в верности своему сеньору; наконец, сам сеньор даровал ему феод, вручая предмет, символизирующий будущее владение (ветвь, траву, ком земли) или предоставляемую власть (скипетр, кольцо, жезл, перчатку, флаг, копье). Эту церемонию сопровождали коленопреклонения, обмен поцелуями, литургические жесты; иногда она совершалась лишь один раз и навсегда, иногда — периодически повторялась.

Сначала феод предоставлялся персонально и пожизненно; однако постепенно укоренился принцип наследования. В конце XIII века он распространился повсюду во Франции и в Англии. При смене владельца сеньор довольствовался правом получения налога на наследство. Часто феод не передавался старшему сыну, а разделялся между братьями. Отсюда раздробленность земельной собственности и обеднение вассалов.

На территории своего феода вассал осуществлял все политические и экономические права, как если бы он действительно принадлежал ему. За собой сеньор сохранял лишь право отобрать феод в случае пренебрежения вассалом своими обязанностями. И, наоборот, если вассал считал себя оскорбленным своим сеньором, он мог, сохранив землю, взять обратно свое обязательство и обратиться к сюзерену( Сюзерен (Suzerain, фр.)— в феодальную эпоху — высший сеньор по отношению к вассалам; верховным сюзереном обычно считался король. (Примеч. пер.) ). — это называлось «вызов».

Феодальная система действительно выглядела своеобразной пирамидой, где каждый сеньор одновременно являлся вассалом более могущественного сеньора. На ее вершине стоял король, который, впрочем, стремился занять обособленное положение по отношению к общей системе; на низших ступеньках самые незначительные вассалы, герои рыцарских романов, демонстрировавшие образцы верности, любезности и мудрости. Между ними существовала целая иерархия крупных и мелких баронов — от герцогов и графов до обладателей самых скромных замков. О могуществе сеньора судили по обширности его земель, числу его вассалов, размеру замка или замков.

Сеньория: обстановка повседневной жизни

Сеньорией называлась совокупность земель, на которых сеньор, каковы бы ни были его состояние и могущество, реализовывал права собственности и суверенитета. Она служила основной политической и экономической единицей общества, практически полностью сельскохозяйственного. Сеньория могла иметь разные формы и размеры: типичная сеньория представляла собой округ, подчиненный сеньору, не очень большой, но достаточный, чтобы включать в себя несколько деревень, укрепленный замок и феоды, необходимые для содержания собственного войска.

Герцогства, графства и большие церковные феоды также разделялись на некоторое число округов, подчиненных сеньору. Для феодальной географии характерна крайняя раздробленность, поскольку сеньории редко бывали цельными из-за существования множества способов их получения (наследование, подарок, покупка, завоевание), а кроме того, из-за необходимости самим производить все, в чем была нужда. Междоусобные войны часто возникали по причине того, что какой-нибудь сеньор желал путем присоединения территории соседа объединить в одно целое два своих разрозненных владения.

В целом, без учета небольших феодов, предоставленных сеньором своим вассалам, сеньория делилась на две части: землю, находившуюся в пользовании зависимых крестьян, и господскую землю, на которой велось хозяйство феодала. Первая — это маленькие участки земли, предоставляемые сеньором крестьянам в обмен на часть их продукции (в зависимости от случая, выплачиваемую натурой или деньгами, и в разных местах по-разному), и всякого рода отработки на его земле: то есть барщину (сюда входили пахота, сенокос, сбор винограда, различные перевозки). Господской землей называлось владение, непосредственно используемое сеньором. Оно включало в себя: замок и подсобные помещения (пристройки, службы), пахотные земли, возделываемые домашними слугами или крестьянами, состоявшими на барщине, пастбища, леса и реки. Водами и лесом более или менее свободно могли пользоваться все жители сеньории.

На всей территории сеньории сеньор представлял государственную власть: он вершил правосудие, выполнял полицейские функции, обеспечивал военную защиту. Помимо политической власти, он обладал еще и экономической, связанной с его положением собственника. Он взимал налоги на все виды товарообмена (мостовые, ярмарочные, рыночные пошлины); а также владел несколькими производственными мастерскими и сооружениями (кузницей, мельницей, прессом для винограда, пекарней), ими должны были пользоваться все жители, которые, соответственно, платили определенный налог. Эта монополия, называемая «баналитетом», распространялась даже на животных: в хозяйстве некоторых сеньоров имелся бык или хряк, к которому крестьяне обязывались приводить своих коров или свиней под страхом подвергнуться высокому штрафу.

Крестьяне, которым предоставляли наделы, юридически делились на две группы: вилланы ( Villanus (лат.) — житель деревни, поместья (villa) ). и сервы ( Servus (лат.) — раб. (Примеч. пер.) )..

Вилланы имели полную личную свободу; политически зависимые от сеньора, они могли свободно передвигаться, жить, где хочется, и даже иногда менять сеньорию. Серв, напротив, был прикреплен к своему наделу, неправоспособен и обременен повинностями. Он платил налоги более тяжелые, нежели виллан; не мог свидетельствовать на суде против свободного человека, стать священником и в полной мере пользоваться общественными благами. Однако его положение не имело ничего общего с положением раба в античности: он пользовался некоторыми юридическими правами и мог владеть наследственным имуществом; сеньор, защищавший и покровительствующий ему, не имел права ни побить, ни убить, ни продать серва.

В некоторых областях (в Бретани, Нормандии, Анжу) крепостное право встречается редко, в других же, наоборот, почти все крестьянское население состояло из сервов (Шампань, Ниверне). Кроме того, подневольное положение крестьян различалось в зависимости от того, где они жили, — в феоде или сеньории. Как правило, в конце XII века разница между свободными и зависимыми крестьянами ощущалась слабо. Сервы и вилланы вели одинаковую повседневную жизнь, и существовала тенденция к их объединению в одну социальную категорию с определенными ограничениями и обязательствами, присущими поначалу только сервам: таковы, например, «фор-марьяж» — специальный налог, выплачиваемый крестьянином за женитьбу на женщине из другой сеньории, или «менморт» (право «мертвой руки»), который следовало выплатить за право наследовать имущество и землю родственников. Так что разница — скорее экономическая, чем юридическая.

Различались не столько свободные и зависимые крестьяне, сколько богатые землепашцы, владевшие рабочими животными и орудиями труда, и бедняки, чье богатство составляли лишь их руки да усердие. Повсюду можно было встретить нищих вилланов и мало-мальски зажиточных сервов.

Класс крестьян уже имел своих знатных персон, находившихся на службе у сеньора, его «должностных лиц», и назначавшихся, часто против своей воли, управлять сельской общиной. Эта община, состоявшая из глав семейств, играла важную роль в жизни деревни: она распоряжалась землями и общим стадом, решала вопросы севооборота, распределяла оброк, который следовало платить сеньору всем простолюдинам, живущим в сеньории.

Города зачастую были по сути лишь большими деревнями. Однако, начиная с XI века, на всем Западе наблюдается их неуклонный рост, связанный с возрождением торговли и торговых связей, развитием ремесла и некоторых форм производства, умножением числа муниципальных и профессиональных ассоциаций. Города привлекали новых жителей, приобретали вес в обществе, расширяли свою территорию. Их населению становилось все труднее и труднее переносить власть и самоуправство со стороны местного сеньора. Поэтому возникали восстания, получившие название «коммунальное движение» . В разных городах это проявлялось не одинаково, но везде речь шла о том, чтобы либо силой, либо мирным соглашением добиться привилегий в виде освобождения от налогов и права самоуправления, закреплявшегося в коммунальных хартиях.

Города все больше отличались от сельской местности; получив некоторые свободы, они стремились выйти из феодальной системы. И хотя политическое положение — организация и статус города — складывалось различными путями, социальное развитие практически везде протекало одинаково. Торговцы и ремесленники объединялись в профессиональные сообщества (будущие гильдии и цехи), оказывавшие все более значительное влияние на жизнь города. Эти сообщества образовывали монополии, устанавливали заработную плату, продолжительность рабочего дня, условия найма работников, подавляли забастовки, проверяли качество товара, строго наказывая мошенничество и недоброкачественную работу, и, в конце концов, начали не только полностью управлять торговлей и производством, но также взяли в свои руки и все муниципальное руководство. И так же, как и в деревне, иерархия устанавливалась не на юридической основе, а по экономическим критериям: с одной стороны — патриции, зажиточные торговцы, мастера-ремесленники, рантье, имевшие политическую власть, распределявшие и взимавшие налоги, владевшие домами и землями, которые приносили им определенный доход; а с другой — «маленькие» люди — ремесленники, рабочие, подмасте рья, ученики разного рода — бедняки, такие, как те рабочие-ткачи, освобожденные Ивейном в романе «Рыцарь со львом», что могли лишь жаловаться на свою судьбу:

«Мы все время ткем шелковые ткани и однако никогда не будем одеваться лучше. Мы всегда будем нищими и голыми; будем хотеть есть и пить. Мы никогда не зарабатываем достаточно, чтобы улучшить нашу еду (...). Так как тот, кто зарабатывает двадцать су в неделю, не может выбраться из нищеты (...). И в то время как мы нуждаемся, тот, для кого мы работаем, обогащается за счет нашей работы...»

Общество церковнослужителей выглядело довольно пестро и не имело четких границ с мирянами. Клириком назывался мужчина, получивший одну из низших церковных служебных должностей; ему следовало выбрить на голове тонзуру и носить длинную рясу в соответствии с его положением. Статус клирика довольно неустойчив, и среди них встречалось немало тех, кто занимал промежуточное положение между светскими людьми и духовенством.

Быть клириком считалось престижно, так как это давало значительные привилегии. Действительно, клирики отвечали только перед церковным судом, более снисходительным, нежели светский; они освобождались от несения военной службы и уплаты большинства налогов сеньору; их имущество и личность находились под особой защитой, наконец, они имели право на пользование церковными бенефициями( Beneflcium (лат.) — благодеяние — в раннем Средневековье — земельное владение, пожалованное феодалом своему вассалу за определенную службу, без права наследования, но с правом взимать повинности с крестьян; церковная должность в римско-католической церкви, связанная с определенными доходами. (Примеч. пер.) ).. Но зато им запрещалось принимать участие в мирских делах, и в первую очередь заниматься торговлей; тот, кто становился священнослужителем, не мог жениться, а монахи, дававшие обет бедности, теряли право на владение патримонием( Patrimonium (лат.) — наследственное, родовое имущество (Примеч. пер.) )..

Священнослужители владели собственностью, на доходы с которой они жили, — бенефицием. Различали малые (церковные приходы, приорства, церкви при замках) и крупные бенефиции (архиепархии, епархии, аббатства). И во Франции, и в Англии Церковь, как самый богатый собственник королевства, предоставляла часть своих владений тем, кто находился у нее на службе. Размер бенефиция пропорционально зависел от важности выполняемой человеком функции.

Епископ обычно избирался священниками кафедрального собора: канониками. Иногда за советом обращались к прихожанам. Однако довольно часто могущественный сеньор, король или папа навязывали своего кандидата. В конце XII века деятельность епископа все строже контролировалась Святейшим папским престолом, стремившимся ограничить его судебную компетенцию и проследить за тем, как именно он управляет диоцезом. Иннокентий III даже взял за правило вызывать каждого епископа в Рим не реже одного раза в четыре года.

Архиепископом назывался настоятель архиепархии. Во Франции их было восемь (Руан, Реймс, Сане, Тур, Бордо, Бурж, Нарбонна и Ош), в Англии — два (Кентербери и Йорк). Архиепископ являлся исключительно влиятельной личностью, вызывавшей пристальное внимание и короля, и папы. Из-за этого слу-.чались частые конфликты по поводу назначений,. чкак, например, продолжавшийся шесть лет (1207— "1213) раздор между Иоанном Безземельным и Иннокентием III, когда папа вместо королевского кандидата сделал архиепископом Кентерберийским, а таким образом, и главным духовным лицом в Англии своего друга Стефана Лангтона.

Назначениями на малые бенефиции внутри диоцеза занимался епископ, хотя сеньоры сохраняли право представлять своего кандидата для служения в основанных ими церквях, и, если он соответствовал каноническим правилам, епископ одобрял его кандидатуру. Тем не менее и здесь не обходилось без недоразумений и конфликтов.

Огромное большинство священников составляли те, кто служил в деревенских приходах. Они выбирались по месту жительства, и этот выбор нередко бывал далек от совершенства. Считалось, что священник должен жить только на доход от бенефиция и бесплатно осуществлять богослужения и требы. Но практически везде существовала практика симонии( Симония (от имени Симона-волхва) — продажа церковных должностей за деньги. (Примеч. пер.) )., и почти повсеместно вошло в обычай платить за крещение и отпевание. К тому же не всегда соблюдался обет безбрачия: в некоторых приходах викарий жил со «священницей» — сожительницей или, если так можно выразиться, даже «законной» женой. Впрочем, такую практику не следует преувеличивать; во многих местах она, в общем-то, совсем исчезла под влиянием прелатов-реформаторов( Praelatus (лат.)— предпочтенный, поставленный над кем-либо — в католических и англиканских церквях — название высших духовных сановников. (Примеч. пер.) ).. И даже если литература изобилует примерами корыстолюбивых, спесивых и развратных священников, а все Средневековье пронизано неизменно агрессивным антиклерикальным движением, нельзя безоговорочно утверждать, что плохих священников встречалось больше, чем хороших.

Рыцарство представляло собой общественный институт, появившийся в феодальной системе примерно в 1000 году. В строгом смысле слова, рыцарь — это любой мужчина, владеющий оружием и прошедший церемонию специального посвящения. Но быть лишь посвященным — недостаточно для истинного рыцаря; необходимо еще следовать определенным правилам и вести особый образ жизни. Таким образом, рыцари — это не юридический класс, а специфическая социальная категория или, выражаясь современным языком, сообщество «профессионалов» конного боя (единственного эффективного способа военных действий вплоть до конца XIII века), умевших вести ту особую жизнь, каковой представала жизнь рыцаря.

Теоретически рыцарство считалось доступным каждому получившему крещение: любой рыцарь имел право сделать рыцарем того, кого он считал достойным им быть, вне зависимости от происхождения и социального положения. Эпические песни, так называемые «жесты», изобилуют примерами простолюдинов (крестьян, лесников, свинопасов, торговцев, жонглеров, поваров, привратников и т.д.), посвященных в рыцари в награду за оказанные герою услуги. Иногда упоминаются даже простые сервы. Так, в песне «Ами и Амиль» двое из них получают рыцарство из рук своего сеньора, которому они остались верны, несмотря на то, что тот заболел проказой:

«По этому случаю граф Ами (...) не забыл двух своих сервов: в день излечения он посвятил их обоих в рыцари» .

Однако в реальности дело обстояло иначе. С середины XII века рыцари пополняли свои ряды почти исключительно за счет сыновей рыцарей и, таким образом, образовывали наследственную касту. Посвящения в рыцари простолюдинов, если не исчезли совсем, то стали событием- почти уникальным. Можно назвать две причины этого явления. Первая из них заключалась в том, что процесс принятия новых членов неизбежно приводил к присвоению одним классом — земельной аристократией — привилегии на образование рыцарства, не подчинявшейся никаким правовым нормам. Вторая, возможно, более важная, связана с социально-экономическими требованиями: лошадь, военное снаряжение, церемония и празднества по случаю посвящения в рыцари стоили дорого; да и сам образ жизни рыцаря, состоявшей из удовольствий и праздности, предполагал наличие некоторого богатства, которое в ту эпоху основывалось только на обладании землей. Рыцарское звание действительно приносило честь и славу; но при этом следовало жить или за счет щедрости богатого и могущественного покровителя (что удавалось еще достаточно легко в начале XII века, но уже гораздо труднее спустя столетие), или на доходы от патримония. Многие, впрочем, придворным щедростям сеньора предпочитали получение пусть даже самого маленького феода.

К 1200 году рыцари — это уже в основном сеньоры или сыновья сеньоров. Во Франции данный феномен принимает особо выраженный характер в течение XIII века, так что рыцарское звание уже практически не рассматривается как личностное, а становится наследственным качеством, доступным лишь высшим слоям аристократии. С этого времени и начинается процесс слияния рыцарства и аристократии.

Понятие рыцарства прежде всего связывалось с определенным образом жизни. Он требовал специальной подготовки, торжественного посвящения и не такой, как у обычных людей, деятельности. Эпическая и куртуазная литература дает нам об этом довольно подробное представление, хотя, возможно, несколько обманчивое из-за ее идеологически консервативного характера и нуждающееся в некоторой корректировке, для чего мы воспользуемся повествовательными источниками и данными археологии.

Жизнь будущего рыцаря начиналась с долгого и непростого обучения сначала в родительском доме, а затем, с десяти или двенадцати лет, у богатого крестного или могущественного покровителя. Цель начального, семейного и личного образования — научить элементарным навыкам верховой езды, охоты и владения оружием. Следующий этап, более длительный и более сложный, уже представлял собой настоящее профессиональное и эзотерическое посвящение. Он проходил в группе. На каждой ступени феодальной пирамиды сеньора окружало нечто вроде «рыцарской школы», где сыновья его вассалов, его протеже и, в некоторых случаях, его менее состоятельные родственники обучались военному мастерству и рыцарским добродетелям. Чем влиятельнее был сеньор, тем больше набиралось у него учеников.

До шестнадцати—двадцатитрехлетнего возраста эти юноши выполняли роль домашнего слуги или оруженосца своего покровителя. Прислуживая ему за столом, сопровождая на охоте, участвуя в увеселениях, они приобретали опыт светского человека. А занимаясь его лошадьми, поддерживая в порядке его оружие и, позже, следуя за ним на турнирах и полях сражений, они накапливали знания, необходимые военному человеку. С первого дня выполнения этих обязанностей и до момента посвящения в рыцари они носили звание оруженосца. Те из них, кому не удавалось стать рыцарями из-за отсутствия состояния, заслуг или подходящего случая, сохраняли это звание на всю жизнь, ведь называться рыцарем можно было только после посвящения.

В исследуемый период ритуал посвящения в рыцари еще не закрепился окончательно, и эта церемония могла проходить по вкусам участников, как в реальной жизни, так и в литературных произведениях. Разница обряда посвящения в рыцари прежде всего зависела от того, когда проводилась церемония — в военное или в мирное время. В первом случае церемония происходила на поле боя до начала сражения или после победы, и тогда она была овеяна славой, хотя все произносили традиционные слова и производили те же самые ритуальные жесты. Церемония обычно состояла из возложения меча и символического «удара по шее» (colee). Посвящение в мирное время связывалось с большими религиозными праздниками (Пасха, Пятидесятница, Вознесение) или с важными гражданскими событиями (рождение или свадьба правителя, примирение двух суверенов). Это почти литургическое действо могло состояться во дворе замка, в церковном притворе, на общественной площади или на травке какого-нибудь луга. Будущему рыцарю требовалась особая сакраментальная подготовка (исповедь, причастие) и ночь размышлений в церкви или часовне. За церемонией посвящения следовали дни пиршеств, турниров и увеселений.

Сакральный характер носило и само проведение церемонии. Она начиналась с освящения оружия, которое затем «крестный отец» посвящаемого в рыцари вручал своему «крестнику»: сначала меч и шпоры, потом кольчугу и шлем, и, наконец, копье и щит. Бывший оруженосец облачался в них, прочитывая при этом несколько молитв, и произносил клятву соблюдать правила и обязанности рыцарства. Церемонию завершал тот же символический жест «удар по шее», его происхождение и значение остаются спорными по сей день. Существовали разные способы «удара по шее»: чаще всего тот, кто совершал церемонию, стоя сильно ударял посвящаемого ладонью по плечу или затылку. В некоторых английских графствах и областях Западной Франции этот жест сводился к простому объятию или крепкому рукопожатию. В XVI веке «удар по шее» совершали уже не рукой, а посредством лезвия меча и сопровождали ритуальными словами: «Именем Бога, Святого Михаила и Святого Георгия я посвящаю тебя в рыцари». Несмотря на существование различных объяснений, сегодня в этой практике историки более склонны видеть пережитки германского обычая, по которому ветеран передавал свою доблесть и свой опыт молодому воину.

Однако посвящение, главный этап в карьере рыцаря, нисколько не изменяло его повседневной жизни. Она по-прежнему состояла из верховой езды, сражений, охоты и турниров. Сеньоры, обладавшие обширными владениями, играли в ней главную роль, а вассалам с феодами победней приходилось довольствоваться крупицами славы, удовольствий и добычи. Пример Уильяма Маршала, младшего сына в семье и не очень состоятельного, удостоенного чести посвятить в рыцари Генриха Молодого, старшего сына Генриха II Плантагенета, вероятно, остается исключительным: «В тот день по воле Господа на долю Маршала выпала огромная честь: в присутствии множества сеньоров и представителей знатных родов, он, не имевший и малейшей части феода, не владевший ничем, кроме рыцарского звания, возложил меч на сына короля Англии. Многие в этом ему завидовали, но никто не дерзнул показать это открыто» .

Имея равные права, в действительности рыцари не были равны. Среди них встречалось немало и таких, кто составлял нечто вроде «рыцарского пролетариата»; они получали средства для жизни, лошадей и даже оружие от сильных мира сего (королей, графов, баронов), за чей счет вынуждены были жить. Эти неимущие рыцари, богатые тщеславными надеждами, но бедные землей, — как правило, молодые люди, которые ожидали отцовского наследства или, не обладая ничем, состояли на службе у какого-нибудь покровителя. Зачастую они объединялись в лихие компании под предводительством княжеского или графского сынка и искали приключений, предлагали свои услуги от турнира к турниру, от поместья к поместью. Они первыми отправлялись в Крестовые походы или далекие экспедиции, манящие своей неопределенностью. Как и Уильям Маршал, они стремились обольстить богатую наследницу, способную принести им то состояние, которое не могли обеспечить ни их подвиги, ни происхождение. Этим объясняется позднее вступление в брак, даже если матримониальный и земельный поиск не приносил такой же удачи, как выпала на долю будущего регента Англии.

Возможно, именно этому сообществу молодых рыцарей, жадных до любовных и военных подвигов, и адресовались рыцарские романы и куртуазная литература. В ней они находили изображение общества, не существовавшего на деле, но того самого, какое, несомненно, пришлось бы им по вкусу. Общества, где качества, деятельность и стремления рыцарского класса почитались единственно возможными и истинными идеалами.

Рыцарские идеалы и добродетели

Рыцарство предполагало не только определенный образ жизни, но и определенный этикет. Даже если считать исторически неопровержимым моральное обязательство, принимаемое молодым воином в день посвящения, тем не менее нужно признать, что о существовании настоящего рыцарского кодекса свидетельствует только литература. А всем известна дистанция между литературным образцом и повседневной действительностью. Да и, наконец, правила этого кодекса не одинаковы в разных произведениях, и их дух существенно изменяется в течение всего века. Идеалы Кретьена де Труа — это уже не идеалы «Песни о Роланде». Послушаем, как Горнеман де Гур обучает юного Персеваля обязанностям рыцаря:

«Любезный друг, когда вам случится сражаться с рыцарем, вспомните то, что я сейчас вам скажу: если вы победите (...), и он будет вынужден просить у вас пощады, не убивайте его, но окажите ему милосердие. С другой стороны, не будьте слишком болтливы и слишком любопытны (...). Тот, кто много говорит, совершает грех; остерегайтесь же этого. А если вы встретите даму или девушку, находящуюся в беде, я прошу вас, сделайте все, что будет в вашей власти, чтобы помочь ей. Я закончу советом, которым особенно не следует пренебрегать: бывайте почаще в монастыре и молите там Создателя, чтобы Он сжалился над вами и в этом земном веке сохранил вас как своего христианина» .

В общем виде рыцарский кодекс базируется на трех основных принципах: верность данному слову, порядочность в отношениях с людьми; великодушие; помощь Церкви и защита ее добра.

В XII веке образцом совершенного рыцаря еще не стали ни Персеваль, ни, конечно же, Галаад в том виде, в каком они оба появились в 1220 году в «Поисках Святого Грааля». Им не был и Ланселот, чьи любовные приключения с королевой Геньеврой имеют некоторые черты, несовместимые с рыцарскими добродетелями. «Солнцем всего рыцарства» считался Говен, племянник короля Артура, один из участников Круглого стола, обладавший всеми необходимыми для рыцаря качествами — искренностью, добротой и благородством сердца; набожностью и умеренностью; отвагой и физической силой; презрением к усталости, страданию и смерти; сознанием собственного достоинства; гордостью за свою принадлежность к благородному роду; искренним служением сеньору, соблюдением обещанной верности; и, наконец, добродетелями, по-старофранцузски называемыми «largesse» («широта души») и «courtoisie» («куртуазность, изысканность, деликатность, утонченность»). В полной мере это все равно не может передать ни один термин современного языка. Понятие «largesse» включало в себя щедрость, великодушие и расточительность одновременно. Оно предполагало богатство. Противоположность этого качества — скупость и поиск выгоды, характерные черты торговцев и мещан, которых Кретьен неизменно представляет в смешном свете. В обществе, где большинство рыцарей жили весьма бедно и именно на те средства, что благоволили пожаловать их покровители, литература, естественно, восхваляла подарки, расходы, расточительность и проявление роскоши.

Понятие «courtoisie» еще труднее поддается определению. Оно включает все вышеперечисленные качества, но прибавляет к ним физическую красоту, изящество и желание нравиться; доброту и нестареющую душу, утонченность сердца и манер; чувство юмора, ум, изысканную вежливость, одним словом, некоторый снобизм. Кроме всего прочего, оно предполагает молодость, отсутствие привязанности к жизни, жажду сражений и удовольствий, приключений и праздности. Ему противоположны «низость, подлость, мужиковатость» (vilainie) — недостаток, присущий вилланам, мужланам, людям низкого происхождения и особенно дурно воспитанным. Поскольку для куртуазности одного благородного происхождения считалось недостаточно, то природные данные следовало облагораживать специальным воспитанием и совершенствовать себя повседневной практикой при дворе влиятельного сеньора. В этом отношении двор короля Артура представлялся образцовым. Именно там находились самые красивые дамы, самые доблестные рыцари, царили самые куртуазные манеры.

СЕКСУАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА В СРЕДНИЕ ВЕКА
(поверхностные суждения, не претендующие на фундаментальность)

Это он!
- Кто, он?
- Мальчик!
- Ты ничего не говорила о мальчике!
- Потому что не хотела это обсуждать!
Из америк. худ. сериала «Калифрения»

У каждого из нас – у вас, у вас, у вас, у вас и у меня –
есть своя личная жизнь, которая никого не касается –
ни вас, ни вас, ни вас, ни вас, и меня также...
Сергей СОЛОВЬЁВ, кинорежиссёр (из телеинтервью)

Мир средневековых мужчин и женщин был наполнен сильными и могучими страстями.
В средневековом мире женщин обожали.
«Я люблю тебя больше всех! Ты одна – моя любовь и моё желание!»
Но они также вызывали ненависть и отвращение.
«Женщина – всего лишь приманка сатаны, яд для мужских душ», - писал Святой Августин.
Это был мир, в котором знания по медицине, физиологии и гигиене жития ещё были недостаточными.
«Один вид менструирующей женщины может сам по себе вызвать болезни здорового мужчины».
Это был мир, где епископы богатеют на проституции, а девственницы «выходят замуж» за Христа.
«Поскольку я стояла рядом с распятием, я была переполнена таким огнём, что сняла с себя всю свою одежду и предложила Ему всю себя».
Мир, в котором священники обвиняют свою паству во внебрачных связях и других сексуальных грехах.
«Со всех сторон так много разврата и прелюбодеяния, что только немногие мужчины удовлетворяются собственными жёнами» {1}.
Это было время, когда в жилищах отцов церкви и даже во дворце папы римского все повально занимались разнообразным сексом, не гнушаясь сношениями с мальчиками и молодыми мужчинами, что было особенно развито в мужских монастырях.
«...дома отцов церкви превращаются в прибежища блудниц и содомитов».
Это был мир, в котором бог, по словам служителей церкви, обещает истребить всё человечество из-за греховных устремлений. (Будто кто-то из них с ним общался или умеет читать его мысли.)
«Надо бояться человеческой чувственности, чей огонь вспыхнул в результате первородного греха, который установил ещё большие глубины зла, производя различные грехи, вызвавшие божественный гнев и его месть» {2}.

...«По-настоящему половые отношения начались в 1963 году». Так, по крайней мере, писал поэт Филипп Ларки. Но это не верно. Сексуальная активность в средние века была столь же энергична и разнопланова, как и сегодня. Насколько она была разнообразна, можно понять из вопросов, которые средневековые священники обязаны были задавать своим прихожанам:
«Вы прелюбодействовали с монахиней?»;
«Совершали прелюбодействие со своей мачехой, невесткой, невестой вашего сына, матерью?»;
«Делали ли вы инструмент или устройство в форме пениса, а затем привязывали ли вы его к вашим половым органам и прелюбодействовали ли вы этим с другими женщинами?»
«Не вводили вы устройство в виде пениса себе в рот или в задний проход, двигая этим орудием дьявола там и получая при этом непотребное мужское удовольствие?»;
«Использовали ли вы для содомской утехи рот и ягодицы своего сына, брата, отца, мальчика-слуги?»;
«Делали ли вы то, что делают некоторые женщины, которые ложатся перед животным и побуждают его совокупляться любым возможным способом. Совокуплялись ли вы таким же способом, как они?»
Подобный интерес и наводит на мысль, что сексуальная активность в средние века ничуть не отличалась от сексуальных желаний людей сегодняшнего дня! Но мир, в котором всё это происходило, был совсем другим! Знания о рождении и гигиене, о жизни и смерти, физиологии и сексуальных человеческих желаниях очень отличались от сегодняшних.
Учитывая, что сегодня люди во всех странах доживают до 75-80 лет, в средневековье люди едва дотягивали до 40-летнего возраста. Каждый сталкивался со смертью на собственном опыте. Большинство людей видело, как умирает брат или сестра. Большая часть родителей теряло одного ребёнка или больше. В средневековой деревне из 100 домов похороны могли проходить каждые восемь дней. Этому способствовали недоедание, инфекции, болезни, эпидемии и войны.
Жизнь в средние века была опасной. Легко представить средневековую жизнь противной, жестокой и короткой. По крайней мере, так считалось до недавнего времени: «В основе ранних смертей тех лет – борьба за выживание, отсутствие удовольствий, страстей и подавление своей сексульности». Но так ли это было на самом деле? Далеко не так! Средневековые записи наводят на мысль о бушевавшим в рзличных частях общества страстям, о глубоком мире интима и чувственности, о пристальном внимании к любви, сексу и разнообразным удовольствиям. И некоторым экзотическим способам усилить их.
Многие пары хотели получать удовольствие, но так, чтобы женщина не «подзалетела». Но самым лёгким способом избежать оплодотворения считалось – остудить огонь желания. Правда, в этом случае и удовольствие нельзя было получить. Чтобы потушить огонь своей страсти, «Руководство по тайнам женщин» рекомендовало выпить мочу мужчины. По мнению авторов подобного бреда, это должно было непременно подействовать! Существовали и другие способы избежать нежелательной беременности. Монахи, например, рекомендовали для этого съесть шалфей, который готовили три дня. После этого, якобы, беременность не наступает целый год! Были и более радикальные советы: если женщина проглотит пчелу, она не забеременеет никогда, а мужчина, который ей будет глубоко засаживать, ощутит боль и, вероятно, ему расхочется эякулировать в неё!
Поскольку церковь разрешала секс только для продолжения рода, она категорически отвергала применение контрацепции. Правовед Бурхард, епископ Вормсский, даже ввёл епитимью (наказание) сроком в десять лет за предохранение от беременности. Однако, несмотря на все эти запреты, на практике применялись различные противозачаточные средства, известные с античных времен: настойки на травах, специальные упражнения после соития, кремы для гениталий, вагинальные суппозитории и многое другое. Также практиковался прерванный половой акт, возможно, самый действенный на тот период метод контрацепции. К прерыванию беременности прибегали в крайних случаях и в основном обходились без хирургического вмешательства: тяжёлые физические нагрузки, горячие ванны, настойки и другие лекарства, вызывающие выкидыш. Исследователь истории контрацепции Джон Нунэн заметил очень любопытную вещь: если в раннем средневековье большое внимание в качестве средств контрацепции уделялось сексуальным позам, заговорам и магическим амулетам, то в высоком и позднем средневековье это был уже прерванный половой акт и эякуляция мужчины на живот женщины или на постель.
Очевидно, что средневековое понимание половых отношений было примитивным. Анатомия была неразвита и вскрытие производилось редко. (Чему, кстати, активно противилась церковь. Именно отсутствие знаний в области медицины дало вспышку самых опасных эпидемий в местах скопления населения – прежде всего, в городах.) Но это не остановило некоторые величайшие умы раскрывать тайны секса. В центрах изучения наук по всей средневековой Европе учёные обдумывали актуальные вопросы.
В чём разница между мужчинами и женщинами?
Почему людям чаще всего секс нравится, и они готовы ради полового удовольствия преступать все мыслимые библейские запреты?
Какова природа полового удовлетворения?
Что такое влечение? Какова его суть? И виновен ли в нём дьявол или это всё же божественный дар?
Консенсус, к которому пришли эти авторы мужского пола, многие из которых были духовными лицами, состоял в том, что вся проблема в женщине. Согласно классической теории о четырёх жидкостях, мужчины были задуманы горячими и сухими. Что было хорошо. Женщины были холодными и влажными. Что было плохо. Это сделало их сексуально-ненасытными.
«Женщина больше жаждет совокупления, чем мужчина, потому что грязное тянется к хорошему», - писал Святой Августин.
Настоящей загадкой было то, как работает женская анатомия. В Оксфорде в XIV веке доктор Джон Гарсдон выразил общепринятое в средние века убеждение, что менструальная кровь представляет собой на самом деле женское семя. Неудивительно, полагали, что женщинам нужен был секс, чтобы избавиться от этого семени, от менструальной крови.
«Эта кровь настолько отвратительна, что при контакте с ней, перестают расти фрукты, вино становится кислым, деревья не плодоносят, темнеет воздух и собаки становятся дикими от бешенства. Один вид менструирующей женщины может сам по себе вызвать болезни здорового мужчины».
Словом, все женщины были ядовиты в буквальном смысле этого слова! (А не только некоторые тёщи, как думают сейчас!)
Средневековое мышление было таким же логичным, как и наше, но основывалось оно на других предположениях. Оно часто исходило из религиозной доктрины или мнения древних авторитетов. И главенствовала в объяснении природы женской сексуальности библейская история райского сада.
В рассказе о первородном грехе дьявол решает обмануть именно Еву, а не Адама! Как было сказано, нападай на человеческую натуру там, где она слабее. В действиях Евы был акт предательства, который могли простить немногие церковники.
«Ева была приманкой для сатаны, ядом для мужских душ», - писал кардинал Питер Демьен в XI веке.
И он же: «Зло от женщины! Женщины – самое большое зло в мире! Разве вы, женщины, не понимаете, что Ева – это вы! Вы осквернили древо познания! Вы не подчинились божьему закону! Вы убедили мужчину там, где дьявол не мог одержать победу силой! Приговор богом, вынесенный вашему полу, до сих пор висит над миром! Вы виновны перед мужчинами, и вы должны терпеть все невзгоды! Вы – ворота дьявола!»
Неудивительно, что при таком отношении к женщинам, средневековое ухаживание было довольно неромантичным занятием, на которое решались немногие. В общем, брак в то время отличался от сегодняшнего романтичного идеала. Он имел очень отдалённое отношение к любви, если вообще имел. Это появилось позднее.
Чаще всего, это был союз между семьями и соглашение, включающее в себя передачу некоторой собственности. Жена рассматривалась, как часть этой собственности. Такую собственность предварительно следовало тщательно осмотреть до заключения сделки. В 1319 г. Эдвард II послал епископа Эксатерского осмотреть Филиппу Эдаэну как предполагаемую жену для своего юного сына. Отчёт епископа читается, как описание будущей собственности:
«У дамы привлекательные волосы – среднее между иссиня чёрными и коричневыми. Глаза глубоко тёмно-коричневого цвета. Нос довольно ровный и даже невздёрнутый. Довольно большой рот. Губы несколько полноваты, особенно нижняя. Шея, плечи, всё её тело и нижние конечности умеренно-хорошо сформированы. Все её члены хорошо прилажены и неизувечены. И в день святого Иоанна сей девице исполнится девять лет».
Отчёт заказчиком был принят с удовлетворением. Соглашение было достигнуто. Девять лет спустя Филиппа вышла замуж за сына Эдварда II, ставшего впоследствии Эдуардом III.
А вот как показано любопытство 13-летнего жениха по отношению к своей невесте во французском художественном сериале «Борджиа»:

«- Видел мою невесту, брат?
- Видел.
- Твоё молчание тревожит, брат! Успокой малыша-Жофре!
- Будь спокоен, Жофре, она не рогатая!
- Она красивая?
- Нет.
- Она добрая?
- Вроде, нет!
- В ней есть хоть что-то хорошее?
- У неё две ноги, полный набор глаз, десять пальцев!
- Значит, она не красива и не добра... У неё два глаза, десять пальцев...
- Я забыл пальцы ног. Тоже десять, по-моему!
- Я женюсь только раз, мама!
- Братец Жофре! Она не просто красива!
- Да?
- Она прекрасна!
- Правда?
- Она – ангел, выросший на земле Неаполя! И знай: если ты не женишься, я сам женюсь на ней!
- Правда?
- Да, правда! Ты мне разрешаешь?
- Нет, Хуан! Она моя невеста!
- Да, верно! Кто у нас счастливчик?..»

Добавим, что невеста была на пять лет старше своего жениха-подростка. И позже братец Хуан (это историческая правда) не удержался от своего вожделения и прямо во время свадебных торжеств, улучшив мгновение, увёл из зала девушку и овладел ею в пустой комнате, стоя, прижав к стене, приспустив себе штаны, задрав ей свадебные платья, приподняв ей ноги.
Приведём эту сцену из фильма:

«- Будь с ним добра! Обещаешь?
- Как это?
- Он – мой младший брат!
- Но как, «добра»?
<Тут у обоих одновременно наступает бурный оргазм. Оба стонут, извиваются, переживают наслаждения, глубоко дышат...>
- Вот так!.. Вот так!..
- Так я могу!.. Да!.. Да!..»

После этого хорошо осеменённая старшим братом невеста отправилась «быть доброй» со своим неопытным юным мужем...
Во всех браках имущество и вещи женщины становились собственностью её супруга. Как, впрочем, и сама женщина.
Закон часто позволял мужьям обращаться с женами так, как им хочется. Поэтому в первую брачную ночь многие юноши и молодые мужчины изощрённо насиловали своих молоденьких жён, считаясь только со своими желаниями и ощущениями, искренне полагая, что они хотят того же и что им это понравится. Крики лишаемой невинности молодой жены во время первой брачной ночи вызывали восторг у всех гостей, родителей жениха и даже родителей невесты. А на утро молодой муж мог во всеуслышание и в подробностях смаковать, как, в какой позе и сколько раз он овладел своей молодой женой, насколько ему это было приятно, как этого не хотела его дражайшая супруга, каким способом, как он принудил её к совокуплению и как при дефлорации было ей больно.
«Для мужчины законно бить жену, когда она причиняет ему зло, если он не убивает и не калечит её», - говорилось в английском законодательстве.
Женская часть человечества, призванная причиной первородного греха, которую боятся за её сексуальность и берут в обмен за собственность, живность или товары, а также временами подвергают насилию для своего удовольствия и пресыщения, отнюдь не была счастлива.
В период позднего средневековья и раннего ренессанса жестокость в отношении женщин была проявлением сексуальности молодых людей и в Венеции. Изнасилование считалось серьёзным преступлением, если оно совершалось над детьми, стариками или представителями высшего сословия. Сексуальное насилие, совершаемое в отношении женщин более низкого или равного статуса, не числилось уголовно-преследуемым деянием (если жертва оставалась жива и не получала увечий), а порой даже рассматривалось как часть ритуала ухаживания. Например, некоторые венецианские юноши делали предложение своим избранницам после того, как они несколько раз ими овладевали, чаще всего с применением силы. За редким исключением изнасилование молодой девушки было частью свадебного ритуала. Когда старшее поколение уже обо всём договорилось, родители со своей дочерью (или сыном) приходили в гости к родителям будущего жениха (невесты). Юноша и девушка под каким-нибудь благовидным предлогом уединялись. И, пока родители беседовали друг с другом о погоде и городских новостях, парень за стеной овладевал своей юной гостьей, не считаясь с её жланиями. На крики девушки внимания не обращали. Дети возвращались к родителям: он – довольный, полученными наслаждениями и сексуальной разрядкой, она – познавшая мужскую силу, осеменённая молодым похотливым павианом, в слезах. Родители обоих были удовлетворены прошедшим вечером, парень – тоже. А девушка?.. Кто же её об этом спрашивал? Через некоторое время был ответный визит, при котором девушка уже не так сопротивлялась своему жениху (маман ей всё подробно разъяснила), но ритуал вовращения к родителям его – довольным, а её – в слезах был обязателен. А потом, если ключик подходил к замку, делалось предложение. Либо отыскивался другой жених или невеста. Несколько непонятно, как решался вопрос контрацепции при этом. Однако есть свидетельства того, что у многих венецианцев не было уверенности, что первенец в их семье является отпрыском главы семейства.
В целом же, в Венеции, как и в других европейских городах, бытовала незаконная, но очень распространенная сексуальная культура – проституция, уличные и домашние изнасилования, принуждение к внебрачному сожительству. Всё это стало результатом того, что молодые люди стали жениться в более позднем возрасте {3}.
С раннего средневековья светские власти и церковь полагали, что невозможно изнасиловать свою невесту, если есть договоренность между родителями, или свою жену, поскольку та дала добровольное согласие на секс, выйдя замуж. Также не считалось преступлением изнасилование проститутки, потому что она зарабатывает своим телом. Групповое изнасилование было распространенным явлением и в позднем средневековье. Любая женщина, гуляющая или идущая вечером по улицам в одиночестве, рисковала быть изнасилованной стаей юных негодяев. Нападающие оповещали о своём приближении криками «Шлюха!», чтобы таким вот образом узаконить свои дальнейшие действия. Зачастую крики насилуемых женщин либо оставались без внимания, либо привлекали к себе тем, что горожанин, даже вооружённый и хорошо владеющий шпагой, присоединялся к насильникам, чтобы в этот расчудесный вечер сорвать своё наслаждение, особенно если жертва была сексуально привлекательной. Описан случай, когда совсем молоденькую девушку-служанку после изнасилования тремя 18-летними юнцами-дворянами продолжили брать силой парни из прибежавшего на крики караула городской стражи. (Вот если бы это был грабёж, тогда бы они вступились и задержали преступников!) Было исключением, если кто-то из прохожих вступался за незнакомую женщину из благородных побуждений. (Ведь в молодости сей муж занимался тем же: подлавливал жертвы и насиловал со своими дружками! Ну и пусть молодёжь порезвится!) Скорее, одна стая парней, угрожая оружием другой банде юнцов, отбивала девушку для того, чтобы стать у неё первыми. Иногда из-за этого на улицах начинались настоящие фехтовльные сражения с ранениями и гибелью молодых людей с обеих сторон. В ходе этих поединков о девицах, бывало, как-то забывали (надо было следить за противником, чтобы не пропустить опасный укол либо удар шпаги!) и тем удавалось ускользнуть. Тогда выходило так: после напряжённого боя соперники ретировались, раненные или даже убитые есть, а приз с хорошенькими глазками, отопыренной попкой и другими свежими аппетиными формами, за обладание которого началась свара, исчез! Но это была редкая удача для девушек: жертва во время стычек всегда тщательно охранялась более молодыми членами шайки. Надо сказать, что порой поединки перед изнасилованием девиц провоцировались парнями постарше специально, ибо получить сексуальную разрядку после жёсткого сражения с сильным противником было экзотическим способом усилить наслаждение от совокупления. Для этого не считались даже с возможностью гибели приятелей. Поэтому юноши с отрочества непрестанно обучались, а затем совершенствовали своё искусство владения шпагой. Это было не только престижно, в то время от реакции и умения фехтовать зависила и жизнь сих недорослей, и количество девиц, которых они смогут отбить у соперников, а затем скопом овладеть теми, кого посчитают шлюхами. Овладеть здесь же, прямо на улице...
Возвращались домой под утро. Слуга помогал раздеться, укладывал молодого господина спать. (Обмыться, следить за собой было не принято.) И, юнец, вспоминая случившееся за вечер (те поединки, в которых участвовал, и тех девушек, которых поимел), засыпая, думал: да, день прошёл не зря!..
Французский исследователь Жак Россьод полагает, что молодые люди преднамеренно стремились «испортить» как можно больше девушек, выражая таким образом недовольство общественным порядком. Полагаю, это – примитивное мышление человека, начитавшегося, по-видимому, марксистской литературы, после которой везде мерещатся общественные протесты, даже в явной уголовщине (по нынешним временам). Как сей исследователь это себе представляет? Наверное, так:
- Слышь, парни, давай с этой девкой выразим протест существующим порядком в нашей славной Венеции! А ну, тащите её сюда!..
- Да тише ты, дура, не выкабеливайся! Мы только протест выразим и отпустим тебя!.. Вот, уже штаны свои приспускаю для протеста!.. Нас, протестующих, всего-то десять человек!..
- Ножки-то раздвинь!.. Видишь, как уже от желания протестовать меня всего распирает!.. Раздвинь ноги, кому говорят! Хуже будет!..
- Ах, как хорошо протест у меня прошёл!.. Кто следующий протестовать?..
- Ох, кореши, как великолепно мы сегодня попротестовали! Замечательная ночь! Пусть Венеция знает: мы против!..
Да нет же! Молодые люди (чаще всего со слугами-сверстниками, которые отвечали за своего господина перед его родителями, а порой принимали участие в изнасилованиях жертв после господ) охотно вступали в банды, состоявшие обычно из пяти-шести (максимум 15) человек в возрасте от 18 до 20 лет с целью развлечься и насиловать группой девушек и хорошеньких женщин. По-видимому, их превлекал не только случай самоутвердиться, получить неведомые в отрочестве ощущения, «стать взрослым», но и увидеть обнажение женского тела, не доступное в обыденной жизни (как тут, к ужасу полоумных ханжей, не подумать о благоприятном воздействии порнографии!), заметить в глазах своей будущей жертвы страх. Кроме того, некоторых привлекала возможность набраться опыта, посмотреть со стороны за половыми сношениями своих полуобнажившихся приятелей (ведь фото- и видеопорно тогда не было!), а кое-кого возбуждало и то, что во время полового акта смотрят за ним...
Вот что писал один из веницианских повес своему близкому другу:
«...Вечером ты опять не был с нами! Очень жаль, что отец тебя не отпустил. Вчера ты многое потерял. Две девицы, которых мы сделали шлюхами, познали нас. Одна плакала, пыталась откупиться, предлагая нам <свой> кошелёк <с деньгами>. Мы пожелали (т.е. взяли силой) лишь её честь, не только, как обычно, но и способом, осуждаемым <церковью> {4}. Крови и слёз у обоих <было> много. <...>
Ты говорил, что тебя восхищает (в смысле: возбуждает), когда видишь, как парни играют (т.е. наслаждаются) с девкой. Меня это тоже восхищает (в смысле: заводит). Что ты! Особенно, когда знаю, что <во время моего сношения> ты смотришь за мной. В такие минуты мне всегда хочется, чтобы ты был с нами (то бишь, рядом). Ощущения от этого <когда ты за мной наблюдаешь во время моего полового акта> бывают архангельскими {5}. <...>
Сегодня придёшь? Сделай так, чтобы отец тебя отпустил! Хочешь, мой отец поговорит с твоим {6}? Ведь наши прогулки нам ничего, кроме бессонной ночи, не стоят. И сейчас подле своего мужа или в доме своего отца находится девка, которую мы сегодня сделаем городской шлюхой. Цинус! <...> Я уже горю от желания! Скорее бы ночь!..» {7}
Во главе подобных банд стоял лидер чуть постарше. Появление таких стай в позднем средневековье свидетельствовало о значительном снижении влияния церкви, поскольку сами участники шаек зачастую называли себя «монашеским братством», а их лидер именовался «принцем», «королём» или даже «аббатом». Юноши покидали подобные группировки в день своей женитьбы. Но бывали и исключения. В частности, если молодой человек занимал одно из главных положений, он мог позволить себе находиться в банде до наступления 30-летнего возраста, особенно если парень был из тех, кому нравилось наблюдать со стороны за половыми сношениями других, или чтобы кто-то смотрел, как это делает он – и то, и другое в супружеской спальне недоступно. Именно такие мужи, став постарше, свои спальные комнаты оборудовали зеркалами (которые в то время были несказано дороги), что могло хоть как-то дать возможность «посмотреть» половой акт со стороны или представить, что кто-то смотрит за тобой. С этой же целью в спальню звали молодых слуг, в присутствии которых занимались сексом с супругами, служанками или любовницами (откуда и пошло выражение «держать свечу», т.е. видеть совокупление). Надо думать, молодые ребята-слуги не испытывали при этом особой брезгливости – ведь секс интересовал молодёжь всегда, а не только в наше время, как считают некоторые безграмотные ханжи. Кроме того, стены помещений оборудовались потайными глазками, что позволяло подсматривать за интимом молодых слуг, а иногда и именитых гостей.
Помимо мужчин в банду порой входили и девушки, которые заманивали простодушные жертвы в укромные углы, либо были «на подхвате» во время ритуальных изнасилований по дефлорации невинных девушек. Они обладали неприкосновенностью до тех пор, пока выступали в качестве будущих жён участников шайки.
Группировки действовали открыто, местные власти были хорошо осведомлены о том, что происходило в городах, ведь зачастую сыновья этих самых чиновников и знати являлись членами банд. Светские власти и церковь не только не обращали никакого внимания на групповые изнасилования, но даже, наоборот, были в них заинтересованы. Сексуальное насилие на улицах города выступало некой сдерживающей силой для строптивых барышень и чрезмерно активных проституток, а также давали сексуальный и эмоциональный выход парням. В качестве жертв насильники выбирали в основном жён и дочерей разнорабочих, проституток, любовниц священников, разведённых женщин или просто служанок. Поэтому отцы оберегали своих дочерей, а мужья – своих жён. Но и сами девушки были очень осторожны: в одиночестве они появлялись на улице только днём, а вечером – лишь в сопровождении кого-либо, как правило, вооружённого и умеющего владеть шпагой или другим холодным оружием. Если девушка была вызывающе одета и выходила на улицу без провожатого, то в случае её изнасилования виновата была только она сама. Поэтому многие молодые женщины одевались очень целомудренно и вели в основном домашний образ жизни.
Лишь в очень редких случаях насильников наказывали, чаще всего если женщина получала тяжёлые увечья или погибала. Травмы от многократных половых сношений с несколькими самцами подряд как доказательства ущерба здоровью женщине не рассматривались. В позднем средневековье только в 14 процентах случаев сексуального насилия виновные понесли наказание в виде двух лет лишения свободы или в виде жёсткой порки. В качестве взыскания в большинстве случаев, доведенных до суда, применялись либо штрафы, либо недолгое тюремное заключение. Самые жестокие меры наказания получали обидчики, посягнувшие на честь жён и дочерей высшего сословия и высокопоставленных чиновников. Но это тоже было большой редкостью, ибо такие дамы поздно ночью без вооружённой охраны на улицах городов не появлялись.
И вдруг внезапно в обществе, которое так низко ставило женщин, произошла революция, вывернувшая всё наизнанку. Она началась в южной Франции в XII веке. Трубадуры, бродячие поэты и музыканты стали совершенно по-другому говорить о женщинах и о любви. Они пели о глубокой, идеализированной сексуальной страсти. Их стихи достигли ушей одной из самых влиятельных женщин того времени дочери короля Франции Людовика VII Мари де Шампань. Двор Мари был приютом для певцов, писателей и поэтов. Вскоре он прославился захватывающими идеями трубадуров.
>> «Когда я ложусь, всю ночь и на следующий день
Всё думаю: как мне услужить вашей милости.
Моё тело ликует и полно радости оттого, что думаю о вас!
Моё сердце принадлежит вам!..»
Поэты возвели женщину на пьедестал. Ей поклонялись как далёкому и недоступному объекту. Они были её страдающими любовниками.
>> «Я потерял волю и перестал быть самим собой
С того момента, когда ты позволила взглянуть в свои глаза!»
Так родилась идея о влюблённости.
Конечно, люди говорили о любви и до этого времени. Но это была больше похотливая любовь. Поэзия, которая поразила воображение придворных дам, таких, как Мари де Шампань, была чем-то особенным. Это был идеализированный вид сексуальной страсти, а секс являлся как бы наградой за страстные желания и поклонения предмету своего обожания. Иногда эту любовь называют куртуазной или придворной любовью. Её горячие идеи распространялись от двора ко двору во всей Европе. И новые поколения писателей и поэтов начали воспевать новые взгляды на любовь.
Один из самых известных – Этьен де Труа, автор рассказа о страсти и супружеской неверности. Его знаменитая история любви Ланселота и Джениверы, великого рыцаря при дворе короля Артура и королевы, перемежаются захватывающими событиями настоящей любви. Для его богатого патрона и придворных дам это был стандарт, которым можно было измерить поведение мужчин и составить представление о собственной сексуальной значимости. Для куртуазных любовников такие чувства были изысканной любовью.
«Если она меня не излечит мои страдания поцелуем, она убьёт меня и проклянёт себя! Не смотря на все страдания, я не отказываюсь от сладкой любви!»
Ланселот пытается завоевать любовь королевы, он подвергает себя неописуемым опасностям, в том числе преодолевает мост, сделанный из лезвия меча. Дженевьера в конечном итоге уступает и назначает полуночное свидание:
«Сегодня, когда все уснут, вы сможете придти и поговорить со мной у того окна!»
Ланселоту кажется, что день тянется, как век. Только наступает ночь, как появляется королева в пурпурном плаще и мехах. Но железные решётки разделяют их. Ланселот схватил решётки, напрягся и вырвал их. Наконец, есть все возможности для адюльтера. Теперь у Ланселота было всё, чего он желал: он держал возлюбленную в своих объятиях. Он держал её в своих объятиях. Их прикосновения были так нежны, сладки, что через поцелуи и объятия они испытывали такую радость и удивление, равных которым никогда не знали.
Влияние этой смелой, новой литературы было драматичным. Изысканная любовь, безответная любовь, взаимная любовь, трагическая любовь, адюльтер. Впервые благородные дамы были подвергнуты воздействию страстной любовной литературы с изощрёнными любовными фантазиями о преданном благородном любовнике, которому были нужны не столько их обнажённые тела и возможность совокупиться с ними, а их внешний вид, их голос, их чувства, а главное – их любовь.
Новые поэты подвергли сомнению старые догмы. Может ли существовать любовь в браке? Или она должна быть свободной? Выживает ли любовь, становясь общедоступной? Правда ли, что новая любовь обращает старую в бегство или можно любить двух женщин?
«Тот, кого мучают мысли о любви, к мужчине ли, к женщине ли, мало спит и ест». Эти слова принадлежат капеллану Эндрю, о котором лишь известно, что он был при дворе упомянутой Мари де Шампань. Его трактат «О любви» был схож с современными самоучителями соблазнения дам и любовных отношений. Такие писатели, как капеллан Эндрю, сами становились первопроходцами любви, прокладывая пути в этом новом, смелом, эмоциональном мире. Самое удивительное, что такие писатели смогли отойти от далеко неромантичных отношений, что существовали между средневековыми мужчинами и женщинами.
Почему культ изысканной любви обрёл такую популярность? Было ли это клапаном для спуска эмоционального давления и сексуальной энергии? Являлось ли это всё естественным развитием религиозной любви, в которой аристократия оттачивала свои сексуальные манеры? Этого никто точно сказать не может! Но основные идеи этой любви были усвоены широкой средневековой культурой. И они стали причиной скандалов, даже насилия. Одно дело было обсуждать кодексы любви в аристократических кругах, а другое – жить по ним!
Одна из самых замечательных средневековых историй – страстный, драматический и, похоже, правдивый рассказ о любви Аделярда и Алоизы.
Молодой учёный Питер Аделярд приехал в Париж в 1100 году, когда изысканная любовь уже охватила Европу. В Париже он встретил молодую и красивую Алоизу. Она жила со своим дядей, бывшим каноником в соборе Парижской богоматери.
«Я горю огнём желаний к этой девушке. И я решил: она будет единственной в моей постели!», - записал Питер Аделярд.
Питер Аделярд стал домашним учителем, наставником совсем юной девушки Алоизы.
«Если бы дядя моей страсти доверил бы ягнёнка хищному волку, меня бы это меньше удивило! Наши книги лежали между нами, но слов любви прошло у нас больше, чем чтение. У нас было больше поцелуев, чем учения. Мои руки чаще прикасались к её груди и её персику под платьями, чем к страницам. Наши желания не оставили не опробованным ни одну позу и степень любви. Я научил её отдаваться мужчине так, как это хотелось нам обоим. И ни одна девичья полость не осталась не лишённой невинности...»
Вскоре от этой необузданной страсти молодого ненасытного учителя девушка забеременела. Дядя юной наставницы был в гневе! И Абелер сделал своей возлюбленной предложение. Однако замуж за своего соблазнителя выйти она долго не соглашалась. У Алоизы были свои, довольно нетрадиционные представления. По её словам, только любовь свободно-данная имела значение и право на существование, а не то, что она называла «цепями брака». Да и Питер записывал:
«Имя жены кажется для многих более священным и ценным, но для меня слаще всегда будет слово любовница, или сожительница, или блудница».
Алоиза использовала мысли писателей и трубадуров об изысканной любви, в которых говорилось, что настоящая любовь может существовать только вне брака. Такие установки противоречили условиям, которые связывали средневековое общество. В конце концов, её близкие настояли и Алоиза согласилась на тайный брак. Питер Аделярд обвенчался со своей красавицей. Но чуть позже молодая женщина вдруг удалилась в женский монастырь. Её дядя и родственники заподозрили, что Питер их обманул, уклонился от брака, сделав её монахиней. Их месть была быстрой и жестокой.
«Однажды ночью я мирно спал в дальней комнате своего жилища. Они подкупили одного из моих слуг, чтобы тот впустил их. И жестоко отомстили мне таким ужасным варварским способом, что это потрясло весь мир. Они отрезали мне часть моего тела, посредством которой я совершил несправедливость, на которую они жаловались».
После этого Аделярд навсегда удалился в монастырь, а Алоиза в самом деле стала монахиней. Их переписка даёт возможность взглянуть нам изнутри на средневековые сердечные дела.
Годы спустя Алоиза, уже став аббатисой, в своём письме к Аделярду рассказала, что всё ещё испытывает сильное сексуальное влечение к своему оскоплённому мужу:
«Удовольствие, которое мы тогда разделяли, было слишком сладостным. Вряд ли его можно изгнать из моих мыслей, пробуждающих тоску и фантазии. Даже во время мессы непристойные видения тех удовольствий одолевают мою несчастную душу. И все мои мысли – в распутстве, а не в молитвах».
Идеи, которые начались с трубадуров, преобразовали нашу культуру. Родился язык романтики, сексуальной тоски, безответной любви и необузданных желаний. Принципы, созданные в средние века, сохраняются и по сей день.
Однако для средневековой церкви ничего не могло быть более оскорбительным, чем идея сексуального удовольствия человека. В XIII веке в Англии было около 40 тыс. представителей духовенства, 17 тыс. монахов, 10 тыс. приходских священников, и они должны были вмешиваться в сексуальную жизнь верующих. Разумеется, взгляды церкви на плотские удовольствия паствы (а не свои собственные) значительно отличались от взглядов трубадуров.
«Грязные объятия плоти выделяют пары и загрязняют любого, кто прилипнет к ней. И никто не убежит невредимым от укуса удовольствия».
Отцы церкви неустанно работали, чтобы отвратить свою паству от чувственных удовольствий, официально отрицаемых ими.
«Это греховное действие, отвратительный акт, скотское совокупление, бесстыдный союз. Это грязное, зловонное, беспутное дело!»
У одного автора в XII веке была полезная подсказка, как управлять похотливыми желаниями к женщине:
«Пытайтесь представить, как её тело выглядит внутри. Задумайтесь, что находится под кожей внутри тела! Что может быть боле отвратительным для взгляда, более противным для прикосновений, более зловонным для вздоха. А если этого было не достаточным, попытайтесь представить её мёртвое тело! Что может быть более ужасным, чем труп, и что в мире может быть более отвратительным для её возлюбленного, совсем недавно ещё полного дикого желания к этой зловонной плоти».
В средневековом мире люди находились посередине между животными и ангелами. К сожалению священников, в сексе победу всегда одерживало животное.
Тогда безнравственности секса церковь выдвинула свою альтернативу.
«Девственность – это самое высокое достоинство, великолепная красота, источник жизни, несравненная песня, корона веры, опора для надежды. Зеркало чистоты, близость к ангелам, пища и поддержка для наиболее устойчивой любви».
В монастырях девственность была сокровищем, которая будет посвящена только божественному жениху. Здесь молодая женщина становилась «невестой Христа». Девственность этих юных дам была сокровищем, которое будет посвящено Иисусу. В средневековых текстах часто говорится, что в страстной преданности женщины Христу всё равно есть что-то чувственное. Жак Демитре в 1220 году описывает несколько монахинь, настолько ослабевших от экстаза любви к сыну божьему, что их уже заставляли отдыхать от чтения Библии. Они таяли от поразительной любви к богу до тех пор, пока они не изгибались от бремени желаний. Долгие годы они не поднимались с постели.
«О, благородные орлы и нежный ягнёнок! О, горящее пламя, охвати меня! Как долго оставаться мне иссушенной? Один час – слишком тяжело для меня! Один день – как тысяча лет!»
Временами различие между чувственной и духовной любовью рассеивается совсем.
Некая Анжела из Фолинии восприняла идею быть «невестой Христа» весьма буквально:
«Я стояла перед распятием и была переполнена таким огнём, что сняла с себя все свои одежды и предложила Ему всю себя. Я пообещала Ему, хотя была напугана, всегда поддерживать своё целомудрие и не оскорблять его ни одним из своих членов. Моё чувство прозрачнее, чем стекло, белее, чем снег, ярче, чем солнце...»

Остричь волосы – это символ того, что вы отрекаетесь от своей земной красоты... А теперь посвящаете себя господу Иисусу Христу... Вы станете Христовой невестой, служанкой Христа... Христос будет вашей любовью, вашим хлебом, вином, вашей водой...
(Из фр. худ. сериала «Борджиа»)

Культ девственности владел умами многих женщин, иногда рождая подлинные трагедии.
Возьмём историю Крестины из Маркьейта. Она была из преуспевающей английской семьи. Парень из её окружения Вепрод посватался к ней и получил одобрение её родителей. Но Кристина согласилась при одном условии: она останется девственницей на всю жизнь. В этом она уже поклялась. Родители посмеялись над ней, не разрешали часто ходить в церковь, посещать вечеринки с подругами и давая ей любовные микстуры. Наконец, они условились с Вепродом, что его впустят ночью в дом. Но Кристина не позволила говорить парню о любви и увлечь её в постель, а стала рассказывать образцовые истории целомудренных браков. Она пообещала в случае брака жить с ним так, «чтобы другие горожане не насмехались над вами, что я вам отказала». Но, тем не менее, она должна оставаться девственницей.
Эти нравоучительные разговоры были, по-видимому, настолько нудны, что у парня пропало желание. Вепрод в этот раз остался без секса.
Друзья смеялись над ним и дразнили его. Поэтому он сделал ещё попытку проникнуть в дом и овладеть ею, чтобы лишить свою любовь этих вздорных идей раз и навсегда. Сгорая от вожделения, не без помощи близких девицы, парень ворвался в спальню, чтобы изнасиловать свою будущую жену. Но она каким-то чудесным образом скрылась от него в глубинах дома.
Упорство и глупость Кристины приводили её родителей в бешенство. Отец угрожал выгнать её из дома, а мать схватила девушку за волосы и избила её. Только видения девы Марии поддерживали её в испытаниях. Чтобы избежать гнева семьи и половых сношений с женихом, Кристина сбежала из дома и стала отшельницей. Через два года Вепрод сдался и освободил её от брачных обязательств, и вскоре женился на другой девушке, у которой был не столь вздорный характер.
Кристина и культ девственности вышли победителями из этого горького семейного конфликта. Сия девица основала женский монастырь, куда принимала столь же вздорных дурочек и умерла девственницей, преданная в своём «браке» Христу. (Хосподи, встречаются же такие набитые дуры!)
Большинство, конечно, предпочло бы свадьбу с мужчиной или с женщиной из плоти и крови, чем с мифическим богом, даже самым распрекрасным. Люди хотели брака, половых сношений, удовольствий от этого и детей. Но спальня и секс – это были те территории, которые церковь упорно желала подчинить себе и безраздельно контролировать. Однако браки в раннем средневековье мало имели общего с церковью. В них вступали очень неформально.
Вот описание крестьянской свадьбы, данное свидетелем в судебном деле в Ётте:
«В третьем часу после девяти Джон Биг Шорни, сев на скамейку, подозвал к себе Марджерет и сказал ей: «- Будешь моей женой?» И она ответила: «- Да, буду, если ты хочешь!» И, взяв правую руку упомянутой Марджерет, Джон сказал: «- Марджерет, я беру тебя в жёны! И в радости, и в горе я буду с тобой до конца дней моих!»
Такой обыденный подход ужасал церковные власти. В 1218 году в устав епархии Солсбери были внесены уточнения. Было узаконено, что браки должны праздноваться с почтением и честью, а не со смехом и шутками в таверне или на общественных попойках. Никто не имеет право одевать кольцо на палец, сделанное из тростника или из другого материала, дешёвого или драгоценного на руку девушки для того, чтобы свободно прелюбодействовать с нею, поскольку он может потом сказать, что пошутил, хотя на самом деле связал себя супружескими обязанностями».
«Брак, - утверждала церковь, - это не контракт, а религиозное событие».
Со временем его объявили таинством, как крещение или исповедь.
Что касается секса, то для церкви заключение брака не извиняло не неограниченные любовные ласки. Сказанное святым Августином стало пословицей: «Страстная любовь к собственной жене – это прелюбодеяние!» Единственной законной причиной для половых отношений было воспроизведение рода. И это была серьёзная обязанность. И никакого удовольствия и мыслей о нём!
Только церковь через свои религиозные суды занималась тем, что должно или не должно происходить в брачной постели.
Джона, мужчину из Йорка, жена обвинила в импотенции. Разные усилия были предприняты, чтобы пробудить его. Эта процедура была задокументирована в судебных протоколах:
«Свидетельница выставила свои обнажённые груди, и своими руками, согретыми у огня, держала и тёрла обнажённый член Джона и его яички, обнимая и часто целуя их. Она возбуждала его перед судом, чтобы он проявил мужество и потенцию, убеждая его доказать их судьям и взять её прямо здесь, на столе в зале заседаний. Она указала суду, что всё это время его пенис оставался длиной едва ли 7 сантиметров, без каких-либо признаков увеличения и твёрдости...» {6}
В 1215 году в Риме папа Иннокентий III резко вмешался в сексуальные дела верующих. Он издал буллу, согласно которой все христиане должны были исповедоваться о своих грехах и греховных мыслях, как минимум один раз в год. Это решение должно было помочь духовенству выкорчевать разврат. Чтобы оказать помощь священникам принимать исповедь, решить, какие вопросы задавать, оценить серьёзность грехов, о которых они слышат и понять, что с ними делать, были широко распространены энциклопедические издания, известные как руководство для исповедников. Самой большой главой в этом руководстве о грехах был, конечно же, секс. Основная мысль для исповедников: половые отношения могут быть только в браке и только для рождения наследников. Всякая другая форма сексуальной активности, в том числе секс для удовольствия, а не для зачатия, секс посредством трения пениса о грудь, ягодицы, между ног жены без введения его внутрь женщины и тем более самоудовлетворение, семяизвержение вне тела женщины рассматривались как грех.
Но даже в браке половые отношения были непростым вопросом. Чтобы избежать греха, у церкви был контрольный список, с которым муж должен предварительно ознакомиться, прежде чем поиметь свою жену:
«У вашей жены – менструация?»
«Ваша жена беременна?»
«Ваша жена кормит грудью ребёнка?»
«Сейчас великий пост?»
«Сейчас второе пришествие Христа?»
«Сегодня воскресенье?»
«Сейчас неделя после троицы?»
«Пасхальная неделя?»
«Сегодня – среда или пятница?»
«Сегодня постный день? Праздничный день?»
«Вы раздеты?»
«Вы в церкви?»
«Вы проснулись сегодня утром с одеревеневшим пенисом?»
Если вы ответили «нет» на все эти вопросы, то церковь, так и быть, в этот день разрешала заниматься сексом женатым парам один раз в неделю и ни разом больше! Но только в миссионерской позиции, в темноте, с закрытыми глазами, без стонов, даже если хочется кричать от удовольствия и не показывая своей второй половине, что вам было приятно! Иначе вас ждёт божья немилость и ад! Ведь Он же – всевидящее око, за всеми нами наблюдает, и даже, гад такой, не отвернётся, когда вы наслаждаетесь со своей любимой женой (вариант: с любимым мужем)! И, боже упаси, не в той позе, которую Он предписал нам через своих пророков или сделали не так и не то, что Ему нравится в половых актах людей! Пипец вам! На том свете обязательно накажет!
Таким образом, церковь регулировала, когда, где, с кем и каким способом можно заниматься сексом. Те, кто нарушал эти правила даже в мыслях, должны были быть наказаны. Наказания или епитимью включали в себя сложную систему голодовок и воздержаний отдельно для каждого греха:
За прелюбодеяние даже в мыслях – епитимья на два года!
За измену дважды – пять лет!
За секс с животным – семь лет!
Там были и специальные вопросы для женщин:
«Употребляли ли вы сперму своего мужа, чтобы воспламенить свою страсть?» – пять лет!
«Добавляли вы тайно в еду своего мужа свою менструальную кровь, чтобы взволновать его?» – десять лет!
«Хотели бы вы, чтобы муж укусил или поцеловал вашу грудь?» – пять лет!
«Было ли у вас желание, чтобы муж поцеловал или полизал вам между ног?» – семь лет!
«Желали ли вы взять пенис мужа в зев?» – шесть лет!
«Хотели ли вы проглотить семя мужа?» – семь лет!
«Наблюдали ли вы семяизвержение мужа? – два года!
«Отдавались ли вы мужу, забросив свои ноги ему на плечи?» – один год!
«То же, в положении, сидя у него на коленях?» – два года!
«То же, если вы сверху мужчины?» – три года!
«Разрешали ли вы овладеть собой в положении по-собачьи, на четвереньках?» – четыре года!
«Появлялось ли желание отдаться мужу в анус?» – девять лет.
Процесс признаний и епитимий регулировал каждый пункт половой жизни верующих и систематизировал скользящую шкалу наказаний. А для тех, кто решил пренебречь правилами, был абсолютно другой уровень расследований и возмездия.
В стороне от тайны исповеди стоял религиозный суд, такой, где грехи верующих должны были быть выставленными и публично осуждены. Созданием религиозных судов был значительно расширен контроль церкви за поведением людей, в том числе и в постели. Исповедь была частым делом. Это же было совсем другое! Из-за неправильно понятой фразы, сказанной в трактире, любого могли вызвать в суд по подозрению в его поведении и предположении, что в постели даже со своей женой он делает то, что не одобряется церковью. Умы церковных властей занимали интимные отношения, и даже греховные мысли человека. Судьи могли наложить строгие наказания, отлучения от церкви, штрафы, публичные епитимьи и казни на костре, повешением или утоплением.
Вот записи из книг с отчётами судебных дел, которые слушались церковными судебными властями при епархиях некоторых английских городов в XIV веке:
«Джон Уоррен обвинялся во внебрачных связях с Элен Лансон. Оба явились и признались в грехе, и поклялись не грешить снова под страхом наказания штрафом в 40 пенсов. Приказано обоих отхлестать публично три раза около церкви».
«Томас Торнтон, священник, предполагается, что он вступил во внебрачную связь с Алесс, дочерью Роберта Маснера. В качестве наказания за соблазнение служителя церкви её приговорили к 12 ударам на рыночной площади и 12 ударам возле церкви обнажённой, только в одной рубашке». («Соблазнённый» служитель церкви, надо думать, отделался лёгким испугом.)
«Подросток Майкл Смитт, 13 лет, был уличён в греховных мыслях во время пения в церковном хоре, так как во время службы у него оттопырились штаны, когда он увидел наклонившегося за упавшим евангелием священника, развёрнутого к нему задом. Приговорён к 10 ударам кнута возле церкви». (По-видимому, священник, который уронил книгу, сам того не подозревая, выдал ещё ту позу, что подросток сосредоточил на ней своё внимание!)
«Эдвин Кернкрос, подросток 14 лет, был уличён в онанировании со спущенными штанами, лёжа на боку, с одновременным засовыванием смоченного слюной указательного пальца себе в задний проход и спускании своего греховного семени перед собой на солому. Приговорён к 14 ударам кнута на базарной площади».
«Ален Солистелл, 15 лет, сын торговца рыбой, неоднократно позволял своему псу лизать свои пенис, яички и область заднего прохода, признался, что несколько раз получал от этого греховное удовольствие, спуская при этом своё семя себе на живот или на язык своему псу. Приговорён к 18 ударам кнута возле церкви. Собаку постановили повесить. Ален Солистелл плакал, просил пощадить животное, показывал, что это он виноват, приучив пса к греху. Просил суд увеличить ему наказание до 40 ударов, лишь бы сохранить жизнь собаке. Суд остался непреклонен».
«Биатрис, дочь Уильяма Дитис, беременна, неизвестно от кого. Появилась в зале заседаний и призналась в грехе. Была помилована. Поклялась не грешить больше. Приговорена к 6 ударам возле церкви в воскресенье и в праздничные дни перед всей процессией» {8}.
Религиозные власти твёрдо полагались на страх и позор, чтобы поддерживать порядок среди прихожан и держать их в рамках дозволяемого ими сексуальных отношений. Церковный аппарат по всей стране был привлечён, чтобы иметь доступ к сексуальной активности верующих! Для церкви сексуальная чистота была идеалом. Но физиологически любому здоровому человеку трудно было соответствовать идеалу, в том числе и священникам, и членам религиозных трибуналов.
Взять, к примеру, книгу, переписанную монахами аббатства Святого Августина в Кентербери приблизительно в 1200 году. Первая половина книги безобидна и довольно скучна. Это история английских епископов. Но в конце идёт ряд порнографических сюжетов, написанных монахами с большими сексуальными подробностями и, очевидно, доставлявшим им удовольствие. Один из них касается истории мужа и жены, которые предприняли паломничество на «святую землю». Однажды ночью они нашли убежище в глубине пещеры. Но тут в пещеру заходят девять сарацинов {9}. Они зажигают факелы, раздеваются и начинают обмываться, помогая друг другу. От прикосновений они возбуждаются.
Когда женщина увидела мощные половые органы молодых парней, вздыбленные члены, то настолько возбудилась, что тут же заставила своего мужа многократно заниматься с ней любовью. (Надо думать, сарацины ничего не слышат и ничего не замечают!) На четвёртый раз муженёк уже не мог и заснул. Тогда женщина предложила себя сарацинам. Всем девяти...
Далее следует довольно подробное описание группового секса с ней молодых похотливых самцов. Девять парней имели её в разных позах и во все полости, попеременно меняя друг друга, а то и одновременно по двое. (Настала очередь мужу делать вид, что он спит.) Но и сарацины за ночь были просто измочалены этой похотливой самкой.
Утром все они невыспавшиеся (кроме мужа), но удовлетворённые (в том числе и муж), расстались, тепло простившись. Однако, посетив «святую землю» и поклонившись «святым местам», сия дама очистилась от «скверны» и греховных помыслов, стала добропорядочной прихожанкой, не допускала впредь близости, даже со своим мужем... (Если это так, остаётся, лишь посочувствовать её супругу. Хотя, впрочем... Интересно, найдётся ли хоть один человек, который поверит в столь вздорный религиозный конец этой истории? Можно подумать, что от поломничества на «святую землю» физиология женщины каким-то чудесным образом (в нужную ханжам от религии сторону) изменилась!.. Но, скорее всего, без такой искусственно созданной концовки сей сюжетец нельзя было включить в подобный сборник.)
Священникам полагалось быть холостыми, именно в позднее средневековье церковные власти решили, что они не могут больше жениться. Однако можно нацепить сан, но куда деть свою физиологию? Поэтому большинство из них обходили эти запреты, в молодости живя с любовницами, жёнами других мужчин или находя утехи с мальчиками и юношами-служками, умело развращая их. Уже тогда народ прекрасно понимал, что священники наделены такими же человеческими и сексуальными желаниями, как и все остальные. Поэтому охотно посмеивался над слугами божьими, нацепившими на себя обет безбрачия. Священнослужащие становились мишенями сатирических памфлетов и стихов:
>> «Что священники делают без собственных жён?
Они вынуждены искать себе других.
У них нет страха, у них нет стыда,
Когда себе в постель берут замужних женщин
Или красивых мальчиков...»
У средневекового духовенства были и другие способы удовлетворить свои сексуальные желания, используя для этого способы, ещё древнее, чем сама церковь. Записи из борделя Дижона во Франции свидетельствуют, что, по крайней мере, 20% клиентуры были церковниками. Пожилые монахи, странствующие монахи, каноники, приходские священники – все они посещали проституток в городских банях. Поэтому венерические заболевания распространялись очень быстро.
Средневековые бордели могли обеспечить церковников, кроме сексуального удовлетворения, ещё и хорошим доходом. Епископ Венчестерский регулярно получал плату с борделей в районе «красных фонарей» в Салсфорде. Именно поэтому проституток оттуда называли «венчестерскими гусынями».
Но что положено Юпитеру, не положено быку. Поведение духовенства и участие его в развратном сексе не мешало церковникам наказывать свою паству за большинство видов сексуальной активности верующих.
Однако был один вид секса, который церковь у других людей осуждала особо строго... Грех содомии! Оказывается, средневековые церковники разбирались довольно хорошо в мужском гомосексуализме! А наказывать тогда было кого! Это было время, когда тысячи мужчин жили вместе в общинах и редко видели женщин.
«Мои глаза стремятся увидеть твоё лицо, самое любимое! Мои руки тянутся к твоим объятиям! Мои губы жаждут твоих поцелуев! Чтобы не осталось мне в мире желаний, твоё общество сделает полной радости моей души будущего».
Такие слова звучат эротически даже для современных гетеросексуально ориентированных читателей, если представить, что они написаны даме. Но подобный язык был весьма обычен между молодыми мужчинами того времени и носили ярко выраженную гомосексуальную окраску. И приведенные строки адресованы именно молодому мужчине, как рассказывает история, юноше редкой физической красоты.
Какой же похотливый кролик написал их? Развращённый аристократ? Разнузданный горожанин? Не побоявшийся бога крестьянин? Нет. Эти строки написаны самым рьяным участником кампании против гомосексуализма Ансельмом, архиепископом Кентерберийским. По словам Ансельма, «этот смертельный порок распространился по всей Англии». Епископ предупреждал, что островитян ждёт судьба похотливых жителей Содома и Гоморры, если будут подвержены этому греху. Однако наказание за грех содомский ждёт кого-то другого, сам епископ таких отношений не чурается, очевидно, считая, что близость к богу защитит его от божеских кар.
Боясь божеского возмездия, средневековое общество ввело ужасные наказания за любой вид сексуального поведения, которое считалось неестественным. В Португалии и Кастильи наказанием была кастрация, в Сиеньи – повешенье за мужской член. В 1288 г. в Полонье за гомосексуальные контакты наказывали смертью путём сожжения на костре. Но почему-то всегда, во все времена существовала какая-то неистребимая группа людей, испытывавшая непреодолимое сексуальное влечение к лицам своего пола, независимо от того, насколько ужасной могла быть кара. Ибо, как утверждает Николас Столлер, «Настоящий восторг <…> мы испытываем, когда балансируем между опасностью и покоем».
По мнению церкви, в загробной жизни гомосексуалистам было не лучше. На некоторых изображениях поздней средневековой Италии показаны содомиты, горящие в вечном аду. На одном из изображений показан содомит, которого проткнули через анус до рта вертелом и дьявол жарит его на жарком огне. Другой конец вертела, выходящего изо рта грешника, входит в рот другого голого парня, сидящего возле него. Здесь прослеживается ясная аллюзия, где наказание для гомосексуалистов зеркально отображают их методы получения сексуальной разрядки. Мы видим аллюзию анального секса путём протыкания ануса. А проткнутый рот – это аллюзия орального секса.
В конце XIV века в Перуджи одна итальянская драма о последнем суде перечисляет божьи кары, которым подвергнутся грешники в аду. В самый кульминационный момент драмы Христос описывает наказания для содомитов:
«Вы, зловонные содомиты мучили меня днём и ночью! Убирайтесь немедленно в ад, и оставайтесь там в муках! Немедленно отправьте их в огонь, так как грешили они против природы! Вы, проклятые содомиты, жарьтесь, как свиньи!..»
А затем сатана велит одному из чертей хорошо переворачивать это жаркое из гомосексуалов. Это очень ясная аллюзия о жарящимся содомите...
В общем, христианскую Европу, всю паству (акромя, разумеется, божьих служек, грешивших со своими любовниками точно также – ничего нового человечество в сексе не придумало) ждало столь ужасное наказание за такое разнузданное сексуальное отклонение.
Религиозный суд мог счесть «содомским грехом» любое семяизвержение мужчины вне влагалища женщины: между грудей, бёдер или ягодиц, в руку, на лицо женщины, на её спину или живот. Содомитом могли назвать любого мужчину, если он поимел еврейку, или еврея, если он переспал с женщиной нееврейской национальности. И это в Испании, Португалии или Франции могло закончится сожжением на костре. Так что, драконовские Нюрнбергские законы не были изобретением германского нацизма!
Вместе с тем, «содомским грехом» не гнушались заниматься и многие святейшие папы римские, не смотря на внешне отрицательное отношение к нему римско-католической церкви и «святого» писания.
Из пап своей гомосексуальностью прославились: Вигилий (кроме всего прочего, он любил юных мальчиков. И однажды он убил жезлом насчастного 12-летнего подростка, посмевшего оказать ему сопротивление. Это привело к мятежу. Восставший народ выволок папу из дворца и на верёвке протащил по улицам Рима, подвергнув его бичеванию. Однако всё на этом и закончилось. Публично выпоротый папа вечером вернулся во дворец и продолжал править католиками как ни в чём ни бывало, пока не был отравлен своим приемником.), Мартин I (не довольствовался растлением мальчиков, занимался ещё и скотоложством), Сергий I (издал даже буллу, в соответствии с которой всё дозволено, лишь бы было шито-крыто), Николай I, Иоанн VIII (влюбился в красивого женатого мужчину, которого приказал похитить и с которым потом сожительствовал, пока в отместку не был отравлен женой своего возлюбленного), Андриан III, Бенедикт IV (при котором, как говорилось в письме его современника-священника, дома отцов церкви «превращаются в прибежища блудниц и содомитов»), Бонифаций VII, Бонифаций IX, Сильвестор III, Иоанн XII, Григорий VII, Иннокентий II, Иоанн ХII (взошёл на папский престол 18-летним), Бенедикт IX (получил папскую власть в 15 лет), Павел II (известный коллекционированием предметов старины и античного искусства, обязательным атрибутом которых была обнажённая красивая мужская натура, соблазнял красивых монахов, прислуживавших ему), Сикст IV (беззастенчиво возводивший своих любовников в кардинальское достоинство), Калист III (который растлил собственного сына и без зазрения совести сожительствовал с ним), Иннокентий Х (ввёл в коллегию кардиналов своего любовника Асталли – молодого человека, в которого страстно влюбился), Александр VI Борджиа, Александр VII (которого подчинённые за глаза называли «детём Содома»), Юлий II (сожительствовал с побочными сыновьями, племянниками, кардиналами), Лев Х (был любовником Юлия II), Павел III, Юлий III, Сикст V, Иннокентий X, Адриан VII, Пий VI...
Ох, да сколько их там было – Содом и Гоморра!..
Да что папы! Сам Святой Августин, родоначальник католического аскетизма (к которому он пришёл, по-видимому, после того, как стал импотентом) в своей «Исповеди» покаялся, что в молодости предавался этой «позорной любви».
Гомосексуалистом был и основатель Ордена Иезуитов Игнатий Лойола, любивший юных послушников! Любил совсем юных мальчиков и молодых парней и основатель ордена Францисканцев Франциск Ассианский! Что им всем до библейских запретов, когда речь идёт о собственной сексуальности, личной физиологии и своих удовольствиях! Запреты – это для других, для паствы, для этих баранов, что искренне верят во всё, что написано в Библии!.. (См. моё эссе "Христианство и гомосексуализм – война и мiр" эпизод 38 в "Зарницы памяти. Записки курсанта лётного училища" )
...Надо сказать, «пророки» вообще часто предвещали гибель. (Иначе, кто же к ним будет прислушиваться!?) Вскоре они потребовали ужасной защиты.
В 1348 г. Уильям Эдандонский, епископ Винчестерский, написал всему духовенству своей епархии:
«С прискорбием мы сообщаем о новостях, которые достигли наших ушей. Жестокая чума начала нападение на прибрежные области Англии. Хотя господь и наказывает нас за частые грехи наши, не в человеческой власти понять божественный замысел. Надо бояться человеческой чувственности, чей огонь вспыхнул в результате первородного греха, который установил ещё большие глубины зла, производя различные грехи, вызвавшие божественный гнев и его месть».
«Чёрная смерть» убила половину населения Европы. Заражённые раздувались от нарывов размером с яйцо или яблоко. Их рвало чёрной и зелёной жидкостью, они кашляли кровью. Это приводило к быстрой и болезненной смерти. Отношения распадались.
«Брат оставлял брата, дядя – племянника, сестра – брата и жена – мужа», - сокрушался Боккаччо.
Для епископа Рочерского Томаса Бринтона начало чумы было наказанием бога за грехи его современников:
«Со всех сторон так много разврата и прелюбодеяния, что только немногие мужчины удовлетворяются собственными жёнами. Но каждый человек жаждет жену своего соседа, держит смрадную любовницу или совершает ночные утехи с мальчиком. Это поведение, которое заслуживает ужасную и жалкую смерть», - писал он.
«Чёрная смерть» была апокалипсисом XIV века. Но так было! Это была плата за несоблюдение элементарной гигиены, о которой тогда даже врачи имели смутное понятие. Несоблюдение гигиены, а не божье наказание за «грехи»! Как только люди стали чаще мыться, мыть руки перед едой, регулярно менять постельное бельё и «божьи наказания» тут же прекратились. Хотя физиология и сексуальные желания человека остались на том же уровне!
Средневековый мир был гораздо менее надёжный, чем наш нынешний. Сложный мир страстей и романтики, женоненавистничества и вечной любви к своей возлюбленной, за которую не страшно умереть, детской смертности и взрослой жестокости, благочестия и поэзии, человеческой глупости и поиска истины. В том мире были девочки, соблазняемые мужчинами, и мальчики, привлекавшие своей юностью зрелых мужей, девственницы, преданные Христу, и священники, предававшиеся всем удовольствиям плоти. Это была жизнь, которая, нужно сказать, для одних стала тяжёлой, для других короткой. Но столь же сексуально насыщенной и не совсем жестокой, если тайны своей сексуальности человек и его любовь умели хранить от общества, своих духовников и государства...

» Вдогонку:

>> Моя сексуальность – это только моя сексуальность. Она никому не принадлежит: ни моей стране, ни религии, ни обществу, ни моему брату, ни сестре, ни семье. Ни-ко-му!
Ашраф ЗАНАТИ
__________________________
{1} Авторская ремарка: Так, может, это и есть норма человеческого бытия и отношений, если большинство стремится поразвлечься на стороне? А те немногие, которые «удовлетворяются собственными жёнами», являются каким-то отклонением? Ведь адюльтер (сексуальная измена) свойственен всему животному миру. Зоологами установлено: лишь два вида сохраняют верность раз и навсегда выбранному партнёру – пиявки и креветки. Но это не потому, что они такие «нравственные», умные и богобоязненные, а потому что сие обусловлено их физиологическим бытием. Вот так! Всё! Остальные стремятся разнообразить свои ощущения! Поэтому норма – там, где большинство! И сексуальные отношения человеческой особи здесь не исключение...
{2} Авторская ремарка: Делать больше нечего богу – сперва подарить человеку сексуальное наслаждение, а потом запрещать ему пользоваться им, предписывая, что и как делать, а чего и как нет! И следить, следить за каждым, буквально за каждым, чтобы затем обязательно наказать! Не бог, а садист какой-то!
{3} Гвидо Руджеро «Границы Эроса».
{4} Другими словами, эти юноши были из обеспеченных семей, в средствах не нуждались, и ночью ходили по городу не для грабежа, а искали приключения себе на член и яички! Любопытно, о каком «способе, осуждаемым церковью» – кто ещё мог в те века осуждать? Общество, что ль? – рассказывает сей молодой негодяй? Церковь уже тогда осуждала любое семяизвержение мужчины вне женского влагалища.
{5} А это уже ближе к би- или даже к гомосексуальности. В этих строках явно прослеживается совсем другие чувства автора письма к своему другу. Это больше, чем дружба! Да и по Фрейду через сношения группы с одной и той же женщиной, парни таким образом в глубине души занимаются сексом друг с другом. Особенно это актуально, если их возбуждает наблюдать за половыми актами своих друзей, приятелей и товарищей. Или чтобы кто-то видел их половые совокупления.
{6} К. Перуджио «Психоанализ юношеского эротизма. Что могут рассказать письма прошлого», Рим, 1959 г.
{7} Выходит, родители парней в курсе ночных забав своих недорослей!
{8} Протокол религиозного суда, Йорк, 1233 г.
{9} Сарацины (дословно с греческого – «восточные люди») – народ, упоминаемый древнеримским историком IV века Аммианом Марцеллином и греческим ученым I-II вв. н.э. Птоломеем. Кочующее разбойническое племя, бедуины, жившие вдоль границ Сирии. Со времени крестовых походов европейские авторы стали называть сарацинами всех мусульман, часто используя в качестве синонима термин «мавры».

Рецензии

Боже, любезный Автор, Вы так серьёзно подошли к написанию статьи! Не могли бы Вы мне посоветовать авторов, которые пишут об истории Европы, начиная с пятнадцатого века? Особенно меня волнует Франция, Италия, Бургундия и Испания... И ещё меня интересует более подробное изучение быта людей, живущих в эпоху Ренессанса. К тому же не даёт покоя то, какая была законодательная система...

Какое счастье, что мы с вами живём в современном мире, где есть адекватная медицина и высокие технологии, позволяющие жить с комфортом. С завидным постоянством производители выпускают новые гаджеты, а врачи неустанно ищут лекарства от всевозможных болезней, однако нашим далёким предкам повезло не так сильно, как нам с вами. Древние люди справляли нужду в общественных туалетах, которые могли взорваться в любой момент, а также впадали в панику, заприметив на своём лице прыщ, который тогда часто принимали за проказу.

Большая нужда

Каждый человек, наверняка, когда-то ходил в ужасно запущенный общественный туалет, который казался ему просто воплощением всех кошмаров. Однако, это ничто по сравнению с древними общественными туалетами. Туалеты в Древнем Риме были настоящим испытанием мужества. Это были обычные каменные скамьи с неровно прорубленным отверстием, которое вело к примитивной канализационной системе города. Подобное прямое соединение с канализацией означало то, что всякие мерзкие твари, водящиеся в канализации, могли впиться зубами в обнаженные ягодицы несчастного посетителя туалета.

Что еще хуже, постоянное накопление уровня метана приводило к тому, что нередко туалеты попросту взрывались. Для того, чтобы банально выжить при посещении туалета, римляне наносили на стены туалетов образы богини удачи Фортуны и заговоры, призванные отогнать злых духов.

Поиск работы

В Англии в 1500-х годах было незаконно быть безработным. Правительство рассматривало безработных людей качестве второсортных граждан, а также наказания за преступления для них были гораздо более жесткими. Также безработным людям не стоило путешествовать, поскольку, если их ловили, то клеймили как бродяг, избивали и отправляли назад.

Проблемная кожа

Заболевания кожи, такие как угри или псориаз, безусловно, могут показаться многим кошмаром. Однако благодаря сотням кремов и таблеток сегодня их возможно если не вылечить, то хотя бы купировать обострения. Но это было вовсе не так в средние века, когда большой прыщ мог означать панику и ожидание скорой смерти. Из-за разгула паранойи, связанной с проказой, многие менее серьезные заболевания кожи, такие как псориаз, часто принимали за признаки ужасной болезни.

В итоге людей с псориазом или дерматитом зачастую выселяли в лепрозории, как больных проказой. А если они жили среди "обычных" людей, то были вынуждены носить специальную одежду и колокольчик, чтобы предупреждать здоровых о своем приближении. А в Франции 14-го века множество больных псориазом ошибочно сожгли на костре.

Поход в театр

Сегодня поход в театр или кинотеатр считается вполне культурным и безопасным способом проведения досуга. Но пару сотен лет назад это было смертельно опасное занятие. Театральные дома и музыкальные залы 1800-х годов были печально известны тем, что их строили как попало, они постоянно были переполнены и очень легко воспламенялись. Поэтому даже, если повезло, что не произошло пожара со множеством смертей, то часто случались давки на выходе, вызванные ложными срабатываниями пожарной сигнализации.

В одной Англии всего за два десятилетия в театрах погибли более 80 человек. А наихудшая театральная трагедия в истории случилась в чикагском театре "Ирокез" в 1903 году - пламя унесло жизни более 600 человек.

Драки

Хотя драки не происходят каждый день, в средние века любая незначительная перепалка могла быстро перерасти в смертельное побоище. К примеру, Оксфордский университет в 14 веке был далеко не таким рафинированным, как сейчас. В феврале 1355 года группа пьяных студентов в местной таверне оскорбила качество вина, которое им налили.
Раздраженный трактирщик не постеснялся с ответом. В итоге это привело к эпическому побоищу, которое стало известно как День Святой Схоластики. 62 студента были убиты.

Голосование

Сегодня в худшем случае во время голосования можно столкнуться с раздражающе длинными очередями и медленным осознанием того, что отданный голос не оказывает почти никакого влияния. Однако, в 19 веке только самые несгибаемые поклонники демократии были настолько храбрыми, что выходили на улицу в день выборов. Все остальные забаррикадировались в домах, чтобы их не похитили.

Так называемый "cooping" был общепринятой практикой, в рамках которой уличные банды, подкупленные политическими партиями, похищали людей с улицы и заставляли их голосовать за своего кандидата. Жертв держали в темном подвале или подсобном помещении, угрожали пытками и насильственно спаивали в течение нескольких дней, чтобы сделать их более сговорчивыми перед тем, как отвести на избирательный участок.

Работа с полицией

Хотя по общему признанию, сегодня никто не любит общаться с полицией, это ничто по сравнению с тем, что творилось пару веков назад. У жителей Лондона 18-го века была существенная причина для беспокойства, когда им на пути встречался полицейский. Многие из этих полицейских были самозванцами, которые использовали доверие народных масс для своих гнусных целей.

Некоторые просто использовали фальшивый значок полисмена для того, чтобы выкачать немного легких денег из людей, но настоящие отморозки шли намного дальше. Эти ложные офицеры в ночное время ловили молодых женщин под предлогом "подозрительной активности". Это привело к тому, что горожане любыми способами избегали настоящих полицейских, что только делало их легкой добычей для преступников.

Покупка специй

В средние века многие специи считались лекарственными средствами или даже твердой валютой. Более того, за специи даже регулярно убивали. К примеру, мускатный орех когда-то можно было найти только на отдаленных островах Банда. В течение нескольких столетий войны за пряности практически привели к уничтожению коренного населения, поскольку различные европейские державы стремились захватить контроль над этими островами. Погибли более 6000 человек.

Поход в больницу

У них не было никакого образования, а газеты пестрели объявлениями о наборе медперсонала "без опыта работы". Эта безумная практика привела к не одному трагическому инциденту в больницах.

Прогулка по городу

По-видимому люди в средние века даже не могли спокойно прогуляться по городу без чего-то возмутительного. К примеру, нагота в общественных местах была довольно модной в течение 17 - 18 веков. По иронии судьбы, большинство последователей этой либеральной новой тенденции были религиозными.

Представители таких течений, как рантеры и квакеры утверждали, что Бог есть во всем, поэтому ничего не может считаться злым или неуместным. Они упивались сексом и наркотиками и ходили голыми по улицам. Оказывается, хиппи 20 века были довольно скромными.

Крестьяне | Быт крестьян

Жилище

На большей площади Европы крестьянский дом строился из дерева, но на юге, где этого материала не хватало, чаще из камня. Деревянные дома крылись соломой, которая годилась в голодные зимы на корм скоту. Открытый очаг медленно уступал место печи. Маленькие окошки закрывались деревянными ставнями, затягивались пузырём или кожей. Стекло использовалось лишь в церквях, у сеньоров и городских богачей. Вместо дымохода часто зияла дыра в потолке, и когда топили, дым заполнял помещение. В студёную пору нередко и семья крестьянина, и его скот жили рядом - в одной избушке.

Женились в деревнях обычно рано: брачным возрастом для девушек считалось часто 12 лет, для юношей 14 - 15 лет. Детей рождалось много, но даже в состоятельных семьях далеко не все доживали до совершеннолетия.

Питание

Неурожаи и голод - постоянные спутники Средневековья. Поэтому питание средневекового крестьянина никогда не было обильным. Обычной была двухразовая трапеза - утром и вечером. Повседневной пищей большинства населения был хлеб, каши, варёные овощи, зерновые и овощные похлёбки, приправленные травами, с луком и чесноком. На юге Европы в еду добавляли оливковое масло, на севере - говяжий или свиной жир, сливочное масло было известно, но употреблялось весьма редко. Мяса в народе ели мало, говядина была совсем редкой, свинина употреблялась чаще, а в горных районах - баранина. Почти везде, но только по праздникам ели кур, уток, гусей. Употребляли довольно много рыбы, потому что 166 дней в году приходилось на посты, когда есть мясо было запрещено. Из сладостей был известен только мёд, сахар появился с Востока в XVIII веке, но был чрезвычайно дорог и считался не только редчайшим лакомством, но и лекарством.

В средневековой Европе много пили, на юге - вино, на севере - до XII века брагу, позднее, после того, как открыли применение растени. хмель - пиво. Следует отменить, что обильное употребление алкоголя объяснялось не только приверженностью к пьянству, но и необходимостью: обычная вода, которую не кипятили, ибо о болезнетворных микробах не было известно, вызывала желудочные заболевания. Спирт стал известен около 1000 года, но применялся только в медицине.

Постоянное недоедание компенсировалось сверхобильным угощением на праздниках, причём характер еды практически не менялся, готовили то же самое, что и каждый день (может быть, только давали больше мяса), но в больших количествах.

Одежда

До XII - XIII вв. одежда была удивительно однообразной. Слабо различались по виду и покрою одеяния простолюдинов и знати, даже, в определенной мере, мужские и женские, исключая, разумеется, качество тканей и наличием украшений. И мужчины, и женщины носили длинные, до колен, рубахи (такая рубаха называлась камиза), короткие штаны - брэ. Поверх камизы надевалась другая рубаха из более плотной ткани, спускавшаяся несколько ниже пояса - блио. В XII - XIII вв. распространяются длинные чулки - шоссы. У мужчин рукава блио были длиннее и шире, чем у женщин. Верхней одеждой являлся плащ - простой кусок ткани, накидывавшийся на плечи, или пенула - плащ с капюшоном. На ногах и мужчины, и женщины носили остроконечные полусапожки, любопытно, что они не разделялись на левые и правые.

В XII в. намечаются перемены в одежде. Появляются также различия в одежде знати, горожан и крестьян, что свидетельствует об обособлении сословий. Разграничение обозначается прежде всего цветом. Простонародье должно было носить одежды неярких цветов -- серого, чёрного, коричневого. Женское блио доходит до пола и нижняя часть его, от бёдер, делается из другой ткани, т.е. появляется нечто вроде юбки. Эти юбки у крестьянок, в отличие от знати, особенно длинными никогда не были.

На протяжении всего средневековья одежда крестьян оставалась домотканой.

В XIII в. на смену блио приходит обтягивающая шерстяная верхняя одежда - котта. С распространением земных ценностей появляется интерес к красоте тела, и новая одежда подчёркивает фигуру, особенно женщин. Тогда же, в XIII в. распространяются кружева, в том числе и в крестьянской среде.

Орудия труда

Среди крестьян были распространены сельскохозяйственные орудия труда. Это, прежде всего, соха и плуг. Соха чаще использовалась на легких почвах лесной полосы, где развитая корневая система не позволяла глубоко переворачивать землю. Плуг с железным лемехом, напротив, использовался на тяжелых почвах с относительно гладким рельефом. Кроме того, в крестьянском хозяйстве использовались различного вида бороны, серпы для жатвы зерна и цепы для его обмолотки. Эти орудия труда оставались практически неизменными на протяжении всей средневековой эпохи, поскольку знатные сеньоры стремились получать доходы от крестьянских хозяйств с минимальными затратами, а у крестьян просто не было денег для их совершенствования.